Однажды на берегу океана

Я толкнула дверь и вошла в вестибюль. Пол из итальянского черного мрамора — вот единственное, что устояло под натиском арендованных нами офисов. В остальном вестибюль был целиком и полностью занят нами. У одной стены — коробки с образцами товаров из элитных домов моды. Кто-то из младших сотрудников пометил их толстым синим маркером: «ДА, ЭТО ДЛЯ СЪЕМКИ» или «О, Я ДУМАЮ — НЕТ», а на некоторых коробках было начертано победно-финальное «ЭТО НЕ МОДНО». В покрытой искусственным кракелюром золоченой вазе Отагари торчало сухое японское можжевеловое деревце. На его веточках все еще висели три блестящих рождественских шарика. Стены были украшены фуксией и китайскими фонариками, и даже при тусклом свете, проникавшем через тонированные стекла окон, выходящих на Коммершиэл-стрит, краска на стенах выглядела неровной и потрескавшейся. Я культивировала это легкое неряшество. Nixieне должен был походить на другие женские журналы. Пусть у них будут стерильные вестибюли и дизайнерские кресла от Eames [14]. Что касается предпочтений главного редактора, я предпочту иметь тусклый вестибюль, но яркий персонал.

Кларисса, мой ответственный редактор, вошла в вестибюль сразу после меня. Мы поцеловались трижды — я с ней дружила еще со школы, — а потом Кларисса взяла меня под руку, и мы вместе пошли вверх по лестнице. Редакция находилась на верхнем этаже здания. Мы успели проделать половину пути, прежде чем я поняла, что не так с Клариссой.

— Кларисса, на тебе вчерашняя одежда.

Она хмыкнула:

— И на тебе была бы, если бы ты встречалась с вчерашним мужчиной.

— О, Кларисса. Что мне с тобой делать?

— Повысить зарплату, сварить крепкий кофе, дать таблетку парацетамола, — сказала она, улыбаясь и загибая пальцы. Я напомнила себе о том, что Кларисса лишена некоторых чудес в жизни, которыми обладала я, — таких, как мой замечательный сынишка Бэтмен, — и поэтому она, конечно, была не так самодостаточна, как я.

У моих младших сотрудников рабочий день начинался в десять тридцать (везет же некоторым), но никого из них пока не было на месте. На редакционном этаже еще работали уборщицы. Они пылесосили полы, вытирали пыль с рабочих столов и переворачивали фотографии жутких бойфрендов моих сотрудниц — исключительно для того, чтобы показать, что под ними они пыль тоже вытерли. Эта часть работы над Nixieназывалась «улыбайся-и-терпи». В редакциях Vogueили Marie Clairсотрудники уже к восьми утра сидели бы за рабочими столами, одетые в костюмы от Chloe [15], и прихлебывали зеленый чай. Но, с другой стороны, они не сидели бы на своих местах в полночь, не выводили бы старательно «CECI N’EST PAS PR^ET-A-PORTER» [16]на коробке с образцом товара, который следовало возвратить в уважаемый парижский дом моды.

Я села за свой стол, Кларисса устроилась на краешке, и мы стали обозревать армию чернокожих уборщиц, вихрем сметающих вчерашние образцы тканей и пластиковые чашки.

Мы заговорили о номере журнала, который готовился в печать. О том, что в этом месяце на редкость хорошо потрудились рекламщики — наверное, стремительное увеличение стоимости наркотиков, продаваемых на улицах, заставило их проводить больше времени в офисе. А еще о том, что материалов для публикации у нас больше, чем полиграфической площади. Мне очень хотелось опубликовать материал из серии «Реальная жизнь» — о женщине, которая пытается выехать из Багдада, а Кларисса написала статейку о новой разновидности оргазма, испытать который, по всей видимости, можно, только переспав с начальником. Мы углубились в обсуждение, какой из этих материалов нужнее и достойнее. Я была немного рассеянная. Я отправила Эндрю сообщение на мобильный. Хотела узнать, как у него дела.

На дальней стене висел плоский телевизор, показывающий круглосуточные новости Би-би-си. Звук был отключен. Шел сюжет о войне. Над одной из стран, вовлеченных в конфликт, поднимались клубы дыма. Не спрашивайте меня, что это была за страна, я уже успела запутаться. Войне было четыре года. Она началась в том самом месяце, когда у меня родился сын, так что, можно сказать, они выросли вместе. Поначалу и сын, и война стали для меня настоящим шоком и требовали постоянного внимания. Но год шел за годом, и они становились все более автономными, и от них можно было время от времени отводить взгляд. Чем дальше — тем надольше. Порой какое-то особенное событие заставляло меня более внимательно присматриваться к ним — к сыну или к войне, и в таких случаях я всегда думала: «Черт побери, ну и быстро же вы растете!»

Меня заинтересовала эта новая разновидность оргазма. Я оторвала взгляд от текста заметки Клариссы.

— А как это может быть, что такой оргазм можно испытать только с начальником?

— Это что-то вроде запретного плода, понимаешь? Испытываешь особый восторг из-за того, что нарушаешь офисное табу. Гормоны там, нейронные цепочки, всякое такое. Наука, одним словом.

— Гм. И что, ученые это действительно доказали?