Однажды на севере

— Я знаю, что ты там, чертов сукин сын, и знаю, что подстрелил тебя, — медленно продолжил грубый голос. — Конечно, я не знаю, мертв ли ты, но скоро точно будешь, ты, ублюдок. Ты думал, что я не узнал тебя, когда увидел здесь? Нет никого, кого бы я забыл, однажды увидев. Ты был следующим в моем списке там, в Дакоте, лучше поверь мне. Тебе стоило увидеть, как я покончил с теми двумя маршалами, да, парень. У одного из них деймоном была змея, и когда он отвернулся, я схватил её за хвост и сломал, как чертов прутик. Ты никогда не видел человека, так внезапно принявшего смерть. Это было у Шайеннской реки. И это оставило другого маршала один на один против Пьера МакКонвилла. У него не было шансов, Скорсби, подумай об этом. Я могу бодрствовать дольше любого другого. Он пытался подождать, пока я засну, но, в конце концов, сам попал в сладкие руки дремоты. Сосунок думал, что надежно связал меня, но ничто не может держать МакКонвилла в заточении. Не для этого мне дана сноровка. Я вырвался из пут и стегал этого сукина сына по рукам и ногам вместе, а после взял его деймона и привязал к его же лошади, непривязанной лошади. О да! Это было забавно. Он проснулся и увидел свое ужасно затруднительное положение, пытался говорить: «Эй, Саншайн, хорошая лошадь, не двигайся, ну же, ты, немая тварь, пожалуйста, пожалуйста, не двигайся». Пока эта лошадь не ушла слишком далеко, он все еще мог жить, но если бы что-нибудь взбрело этой твари в голову, и она побежала, ну, в общем, бум, то, что надо. Как рука, проникающая под ребра и чувствующая твое сердце, все еще бьющееся, и тянущая, тянущая его, пока последние нити и вены полностью не лопнут и не останутся в руке. Да, скажу тебе, смерть тогда будет подарком. А после я взял его оружие и выстрелил в воздух, от этого лошадь полетела, как пушечное ядро. Ты никогда не слышал крика, подобного крику того маршала.

Да, и я собираюсь сделать то же с тобой, Скорсби. Там за дверью есть подъёмник с веревкой. И я собираюсь сыграть  с его помощью одну шутку. Я буду долго играть с тобой и твоим тощим американским зайцем.

Лужа с рыбьим жиром всё росла. Теперь она была достаточно близко к Ли, на расстоянии вытянутой руки, а затем он увидел взгляд Эстер в том же направлении. Этот взгляд перекинулся на него, а после на пистолет, и аэронавт сразу понял, что она имеет в виду.

МакКонвилл все еще говорил, но Ли уже не слышал его, потому что с бесконечной осторожностью вынул пистолет из кобуры. Держа его на коленях, он обмакнул палец в лужу масла и смазал сначала затвор, потом спусковой механизм, а после и цилиндр. Держа ствол так твердо, как позволяла ослабленная левая рука, он очень медленно начал поворачивать цилиндр правой и почувствовал, что тот крутится. Он попытался оттянуть затвор: тот сначала поддавался с трудом, но затем пошел свободно. Ли удостоверился в наличии патрона и продолжил сидеть, но уже с пистолетом наготове, ожидая конца разговоров МакКонвилла.

— Ну, Скорсби, сейчас я тебя убью. Это конец. И он обещает быть длинным и мучительным. Тот, другой маршал, умирал добрые полчаса, это я могу утверждать, поскольку следил за временем по его же часам. Думаю, что мог бы позволить тебе прожить чуточку дольше. Все зависит от того, насколько громко ты кричишь.

Ли услышал звук человека, встающего на ноги, и тяжелый кашель, как будто от боли. Таким образом, он был ранен!

И Эстер насторожилась, поскольку и она, и Ли, услышали другой звук: скольжение тела змеи по деревянному полу, и слабый глухой щелчок. Деймон МакКонвилла, желая поскорее начать пытку, перемещался впереди.

А затем где-то в шести футах от них, в конце ряда бочек, появилась голова змеи — и Эстер тут же прыгнула и схватила её.

Она ухватилась немного ниже головы и сильно укусила змею. Ли чувствовал каждую дрожь ее мускулов, и сжал зубы вместе с ней.

У МакКонвилла вырвался крик гнева и боли, он упал на пол за бочками. Не в состоянии двинуться, Ли наблюдал разъяренную борьбу между длинной, бешено извивающейся змеёй и небольшой сосредоточенной крольчихой Эстер, её когти ломались, когда она пыталась удержаться на деревянном полу. У Эстер не было никакого преимущества — ни хорошей опоры, ни эластичных прутьев шалфея — только гладкие доски, и у маленького кролика была только половина веса змеи; Ли мог чувствовать всю разъяренную мощь деймона МакКонвилла, когда змея бросалась то влево, то вправо, пытаясь высвободить шею от зубов Эстер.

— Продолжай, девочка, — прошептал Ли. — Держи её, солнышко... — И она потянула, она сжала дрожащую челюсть, она царапалась и скользила, но снова вонзалась и снова тянула, все дальше и дальше, и постепенно отделила деймона МакКонвилла от него.

Крики МакКонвилла были отвратительны. Он карабкался по полу — Ли слышал скольжение его ботинок, царапанье его ногтей — его крики и рев, отражались от стен до тех пор, пока воздух не наполнился шумом, а затем, совсем обессилевший, Пьер показался из-за бочек, и Ли выстрелил.