Квартира пожилого узбека находилась на окраине — метро «Бабушкинская». Ее хозяин вдохновенно рассказывал о замечательном паркетном поле, протекающей чуть ли не под окном речке Яузе и прочих радостях столичной жизни. Барно и Шерзод представляли, что будут жить в прекрасной высотке наподобие МГУ. Каково же было их изумление, когда они увидели унылую обшарпанную девятиэтажку, хмурый подъезд с ароматным лифтом и квартиру из фильма ужасов. Там не было ничего, кроме толстого слоя пыли и армии пауков, которые четыре года строили оборонительные сооружения на случай, если кто-нибудь все-таки сюда заявится. Из кранов едва сочилась ржавая вода, старые красные обои давили на психику, хваленый паркетный пол на деле оказался куском гнилой древесины, а сама квартира — удивительным островком ранней хрущевской эпохи, затерянным во времени и пространстве. После ташкентского дома с бассейном на крыше это было не просто унизительно, это было страшно.
Шерзод и Барно уже давно отвыкли строго контролировать издержки. Там, в Узбекистане, это казалось совершенно излишней аскезой: как-то это странно — жить в отличном доме, зарабатывать приличные деньги и при этом постоянно себя ограничивать, маниакально отвечать за каждую копейку. Но, переехав в Москву, Шерзоду пришлось вспоминать детские уроки оптимизации, когда-то преподанные отцом.
В Москве деньги всегда разлетаются непозволительно быстро и в неизвестном направлении. Турсунов-младший быстро это понял и завел серую тетрадку — это был бортовой журнал на пути к успеху. Туда он записывал все без исключения траты: билет на автобус — пять рублей, газета «Из рук в руки» — два с половиной рубля. Чтобы не вернуться с позором в Ташкент, Шерзод поставил верхнюю границу трат — сто долларов на двоих в месяц. Пятнадцать тысяч медленно, но верно таяли, а у них еще не было не только своего бизнеса, но даже идеи — на чем именно делать этот бизнес.
Барно плакала едва ли не каждый день. Ее тошнило от Москвы, она скучала по детям и искренне надеялась, что скоро это все закончится, они воспользуются обратными билетами на открытую дату и вернутся в Ташкент. Но Шерзод был непреклонен.
Раз в неделю Турсуновы отправлялись на Белорусскую к другу Шухрата Маруфовича, хранителя дружеского сейфа. Он бесплатно разрешал звонить им по межгороду. Сами они такой роскоши позволить себе не могли, потому что еще ничего не зарабатывали. Барно постоянно просилась назад, хотела повидать детей, но Шерзод отвечал, что он никуда не вернется, пока не добьется успеха. Ей оставалось только уезжать одной или держаться.
Однажды вечером в этом большом и сером городе было особенно холодно. Супруги Турсуновы шли за продуктами. Они вычислили, что дешевле всего еду покупать на рынке, и морозными зимними вечерами прогуливались за едой пешком. После раскаленного Ташкента продрогшая серая столица казалась настоящей пыткой, безжизненной лунной поверхностью. У Барно и Шерзода были одни перчатки на двоих, каждый надевал по одной, а вторую руку засовывал в карман. Так они шли несколько километров до рынка и обратно.
Порог своей квартиры они называли таможней. Дальше него проносить сумки с продуктами запрещалось, пока Шерзод не достанет серый бортовой журнал и скрупулезно не опишет каждую позицию. Если цифра сходилась с оставшейся в кармане суммой, товары могли пересекать таможню. Благодаря этому ритуалу Шерзод вычислял самые крупные статьи расходов, сокращал их и прикидывал, получится ли дожить до следующего месяца. В графе доходов постоянно зиял предательский ноль.
Спустя шестнадцать лет этот ноль в графе месячных доходов превратился во внушительную цифру с большим количеством таких нолей. Бортовой журнал закончился и лег на почетное место в семейном архиве. Но на смену серой тетрадке пришло мобильное приложение — в нем Шерзод до сих пор тщательно фиксирует каждую копейку и знает, на что потратил 120 рублей три года назад. Почему эта привычка никуда не уходит? Потому что если бы не она, то эту историю пришлось бы закончить прямо сейчас. А еще лучше — не начинать вовсе.
В узбекском эпосе редко встретишь приторные голливудские сюжетные повороты. Но свой специфический хеппи-энд тут все-таки есть. Он наступает, когда герои «достигают своих желаний». Пусть пока Барно и Шерзод переживают интоксикацию Москвой, а мы послушаем сказку про упертого комара, который доказал, что если долбить в одну точку очень долго, то все непременно получится.