Однажды ночью

До дома было недалеко. Карета остановилась, Мартин усадил Аманду на сиденье и открыл дверцу. Аманда увидела темнеющую в ночи громаду особняка.

На этот раз карета остановилась перед парадной дверью. Мартин спрыгнул на землю и с Амандой на руках поднялся по ступенькам. Дверь открылась, едва его каблуки застучали по плиткам, которыми было выложено крыльцо. Аманда успела увидеть за распахнутой дверью мужскую фигуру со склоненной головой.

Она предполагала, что Мартин остановится в холле, но тот продолжал идти.

– Это и есть твой слуга? – спросила она.

– Джулс.

Ее другое предположение тоже не подтвердилось: Мартин направился не в библиотеку, а к лестнице. Вверх он поднимался, перескакивая через две ступеньки.

Ее сердце забилось быстрее.

– Можешь уже опустить меня.

– Зачем?

Она не знала, что ответить. Было совершенно ясно, что на уме у него только одно, и это лишь усиливало ее возбуждение, все остальное меркло перед разгорающейся страстью.

В первый раз, когда он нес ее в спальню, Аманда спала, и сейчас она решила оглядеться. В тишине дома гулко отдавались его шаги. Она узнала галерею и примыкавший к ней коридор.

Когда он переступил порог комнаты, мрачность, холод и пустота дома мгновенно рассеялись. Аманда сжала его руку, и он остановился, давая ей возможность насладиться открывшимся зрелищем.

Кое-какие предметы обстановки были ей знакомы: и массивная резная каминная полка, нависавшая над топкой, и роскошные парчовые шторы, ниспадавшие с балдахина, установленного на резных столбиках. Всем остальным – мебелью из красного дерева, бронзовыми лампами, яркими восточными коврами на полу и стенах – она любовалась впервые.

И вообще, как и в библиотеке, здесь было много интересного, и все это предназначалось для услаждения взора и пробуждения чувственности.

Как ни странно, вся обстановка выглядела абсолютно органичной. И ничто в этой комнате не указывало на то, что здесь обитает английский граф, человек, родившийся и воспитанный в Англии, учившийся в Итоне и привыкший править в своих владениях в родной стране. Скорее было бы предположить, что это спальня восточного паши, человека, живущего под жаркими лучами солнца, человека, для которого чувственность – вторая натура. Для которого чувственность важна как воздух, является неотъемлемым свойством его характера.

Мартин прошел в комнату и поставил Аманду рядом с кроватью, развязал тесемки домино и скинул его. Все это время он не спускал взгляда с Аманды.

Она погладила его по щеке, провела пальцем по четко очерченным скулам, которые являлись неоспоримым признаком того, что он произошел от норманнов, что он – истинная частичка Англии.

А от него отреклись, думала Аманда, во всяком случае, он так считает. Он решил забыть о своем английском происхождении, и после этого в нем возобладала другая сторона его натуры. Однако английского в нем не стало меньше, оно никуда не делось, просто притаилось до времени.

Аманда испытывала страсть к обоим: к англичанину и к паше. Для нее они были единым целым. Она оперлась ладонями о его грудь и поцеловала. Он пока ничего не предпринимал, ожидая, когда она яснее выразит свои желания. Наконец его губы ожили и овладели ее губами. Аманда понимала: единственный способ заставить его открыться – предложить ему себя, всю без остатка, и любить его так, как она хотела бы, чтобы ее любил он.

Мартин почувствовал, что она приняла решение. В его объятиях перебывало достаточно много любовниц, для того чтобы понять, когда женщина свободно предлагает себя. У него не находилось слов, чтобы выразить свои мысли, да он и не искал их. Он просто обнял Аманду, прижал ее к себе и приступил к стоящей перед ним задаче.

Уговорить Аманду.

Он решительно отбросил все внутренние барьеры и позволил возобладать инстинкту. Пусть его ведет интуиция, с Амандой ему не нужны ни размышления, ни логика, ни четкие планы. Ему нужно только следовать велению сердца.

Мартин медленно снимал с нее платье, прерываясь на то, чтобы погладить ее через тонкую сорочку. Он слышал, как участилось ее дыхание, чувствовал, как в ней разгорается желание. Он встал перед ней на колени и, когда она вопросительно посмотрела на него, сказал:

– Чулки.

Аманда улыбнулась и поставила ногу ему на колено. Мартин сунул руки под сорочку, не торопясь снял с нее чулки и подвязки, а потом стал гладить стройные ножки. Постепенно его руки поднимались все выше и выше, и, когда они оказались у нее между ног, Аманда сладостно застонала. Она не сопротивлялась, когда он раздвинул ее бедра и прижался губами к ее нежной плоти. Насладившись ее запахом, который пробудил в нем примитивные инстинкты, он отстранился от нее, встал и снял с нее сорочку.