Однажды он прогнется под нас...

В этот самый миг обстановка изменилась в мгновение ока, вместо спальни появилась уютная гостиная с камином, несколькими мягкими креслами и столиком с напитками и закусками. За дверью послышались шаги, и Джинни, не раздумывая, юркнула за ближайшее кресло, по стечению обстоятельств оно оказалось самым дальним от входа и от камина.

— Ну вот и мы! — раздался такой хорошо знакомый голос, тот самый, что призывал ее очнуться в Тайной Комнате.

— И кому ты это говоришь? — с насмешкой обратился другой голос, ЕЕ голос.

— А, не знаю. Наверное, я просто приветствую эту комнату. Что ни говори, а она непростая, порой мне даже кажется, что она все понимает, не даром же она исполняет желания? Ну, Джени, чем займемся–то, мы с тобой так быстро сошлись во мнении, что не следует идти на эту скукотищу, что даже не решили, чем займемся вместо этого.

— А, — расслаблено потянула девица, судя по звукам, устраиваясь в кресле. — Признаюсь, заниматься мне ничем таким не хочется… Может, ты расскажешь о себе?

— В каком смысле, ты же уже все знаешь? И про прошлое, и про остальное…

— Да, но не знаю ничего, или почти ничего о тебе том, каким ты был тогда… — Джинни недоуменно заморгала: «О чем они говорят?» Она решилась выглянуть, оба собеседника сидели перед камином и глядели на пламя, она видела их почти со спины.

— Когда? Когда учился в Гриффиндоре? Когда влипал во всевозможные истории каждый год, сам того не желая? Ты действительно хочешь знать это?

— Да. Гарри, я знаю, что ты почти вычеркнул те годы, но они по–прежнему часть тебя, сколько бы ты их не гнал. Это твое прошлое, твоя жизнь, и ты можешь от нее отречься, но не можешь избавиться, точно так же, как я не могу избавится от осознания того, что я — его дочь…

— Ты в свободное время психологией не увлекаешься? — в голосе Гарри промелькнула невеселая усмешка. — Что же, я уже убедился, что когда тебе хочется что–то узнать, то ты идешь на все, даже на самые невероятные глупости, чтобы добиться своего… — теперь Джинни была уверена, что он улыбается. — Я был мальчишкой, испуганным, растерянным, выросшим в чулане под лестницей и обнаружившим, что он всемирная знаменитость. Я был горяч, судил предвзято, был способен проходить мимо самых очевидных вещей. Например, весь первый год я свято верил, что Снейп стоит за всем, верил, старательно подгоняя все факты под эту теорию… Да что говорить, я был ребенком, который никак не мог повзрослеть. Не хочу казаться психологом, но, наверное, это были последствия «воспитания» у моих дражайших родственничков… Все мне говорили, что я очень похож на отца, это звучало похвалой из уст большинства и страшным ругательством со стороны Северуса. Повторю еще раз, я был ребенком, а еще неисправимым идеалистом, для меня все были либо жуткими злодеями и потенциальными Пожирателями, либо хорошими людьми…

— А… не знаю, как выразиться… каким был твой характер? Знаю, глупо звучит, но мне хочется знать, как он изменился после…

— После Азкабана? — горькая усмешка теперь была явственно слышна, а Джинни с трудом подавила изумленный и испуганный всхлип, она совсем ничего не понимала. — Ну, прежде всего, я лишился этого самого идеализма, мир перестал быть для меня черно–белым. Я не был трусом никогда, не даром попал ко Львам, но я был чрезвычайно застенчивым. Шутка ли: я несколько недель не мог собраться с духом и пригласить девушку на Бал, и опоздал, в результате.

— Ты стеснялся? Да, признаюсь, не могу представить тебя смущенным…

— Угу, после того, как десять лет подряд просматриваешь свои худшие кошмары сутками напролет, мелкие житейские страхи кажутся смехотворными… А еще Азкабан улучшил мой слух и интуицию, и сейчас они говорят мне, что нас подслушивают! — воскликнул он.

Служащее для Джинни укрытием кресло отлетело в сторону, она невольно отпрянула, оставаясь при этом на корточках, потеряла равновесие и растянулась по полу. Только теперь она смогла толком посмотреть в сторону тех, чью беседу она подслушивала. В их руках были волшебные палочки, было совершенно очевидно, что они готовы их применить в любое мгновение.

— Итак, Джинни, позволь узнать, что ты тут делаешь? — тихо поинтересовался Гарри. Было в его голосе что–то такое, от чего у нее кровь в жилах заледенела.

— Я… я шла по коридору и увидела эту незнакомую мне комнату, и решила посмотреть. А потом появились вы… — почти искренне сказала она почти чистую правду.

— И ты, в соответствии со всеми законами природы, оказалась за креслом? Понимаю.

— Гарри, но, может, она и вправду зашла сюда случайно, а потом так, из озорства или любопытства решила послушать… Гриффиндорка же, — вмешалась Реддл.

— Нет, если бы так, то мы бы вряд ли смогли сюда попасть. Помню, как я, пытаясь выяснить, чем тут занимается Малфой, часами расхаживал перед дверью. Но когда комната была уже занята, она не появлялась… Хотя… Тогда ведь он специально желал все сохранить в секрете, а тут… Ладно, есть способ все выяснить наверняка. Джинни, ты лучше не сопротивляйся. Легилименс!