Однажды орел…

— Отвратительно! — воскликнула она. Впервые в жизни, после стольких лет, проведенных среди военных, она ясно ощутила, какой страшный психический надлом порождает война. Раньше она связывала с войной лишь физическую муку, агонию, смерть, ранение и другие, менее значительные тяготы. Теперь она поняла, какой изощренной пыткой может явиться столкновение с людьми вроде Кота Мессенджейла. «Черт бы его взял, — подумала Томми, стиснув зубы, — черт бы его побрал!» — Это хуже, чем отвратительно. Это выходит за пределы человеческого разума.

— Да, я готов подписаться под вашими словами, — сказал француз.

Томми посмотрела на него вопросительно.

— Ну, а что же вы? Неужели вы не захотели… не знаю, как и сказать… не захотели вскрыть это дело, разнести все в пух и прах?

— Клянусь, я хотел, Томми. Я спорил с Сэмом, но он принял решение, а вы знаете, какой он. Если решит что-нибудь…

— Да, знаю.

— Сам бог не сумел бы этого изменить. Как Сэм пожелал, так и было сделано. Так вот, пятьдесят пятая дивизия была отмечена в приказе верховного главнокомандующего. Сэм заключал сделку с нашим знакомым: он обещал молчать, если Мессенджейл добьется объявления благодарности дивизии в приказе.

— Но ведь они погибли! — взорвалась Томми. — Все его друзья…

— В этой сделке не было никакого обмана, — вспыхнул француз. — Неужели вы хоть на миг можете допустить, что Сэм не знал этого? Но вслед за погибшими шло много других несчастных парней, а грязная война должна была продолжаться, разве нет? Не будьте же, черт возьми, такой глупой святошей…

Томми сжала рукой колено.

— Я не святоша, — мягко сказала она, — извините, Бопре. Я не то хотела сказать. — Помолчав, она добавила: — Так вот почему он не хочет носить значок отличившейся части.

Рассерженный француз уставился на потолок.

— Слава богу, хоть теперь-то вы понимаете.

В разговорах с Сэмом она никогда больше не касалась этой темы. Она лишь догадывалась, какая страшная борьба происходила в его душе, какое жгучее унижение он должен был испытывать, вступая в эту сделку. Поразительно! Он всегда был прав в своих суждениях о Мессенджейле. Несмотря на эксцентричность и непопулярность его поступков, Сэм оказывался прав в большинстве случаев. Томми вспомнила один из вечеров в клубе в форту Орд, когда во время ажиотажа вокруг формирования негритянских дивизий Мори Одом сказал:

— Сэм, ты не хуже меня знаешь, что я не имею расовых предрассудков. Но достойный сожаления факт состоит в том, что негр просто не может соображать достаточно быстро, чтобы хорошо воевать.

— Генри Армстронг и Рей Робинсон, кажется, прекрасно справляются, — парировал Дэмон, улыбаясь.

— О, разумеется, профессиональный бокс! Но я говорю о способности быстро реагировать на неожиданности. Ты никогда с неграми не работал, Сэм. Поговори с Джеффом Баркером, он занимается здесь неграми. В казармах грязь, все вверх дном, автоматы заржавели, а грузовики… господи боже, что там только творится!

— Может быть, они считают, что им совершенно безразлично, следить за своей амуницией или нет.

— Что ты говоришь? В армии они или не в армии? Само собой разумеется, что они обязаны заботиться о своем снаряжении, как и все другие.

Дэмон поудобнее устроился в кресле.

— Я хотел сказать, может быть, если к неграм относились бы как к равным, действительно как к равным, их отношение к службе изменилось бы.

— О, брось, Сэм! — вмешался с манерной медлительностью Джим Рэвинел. — С негром нельзя обращаться как с равным но той простой причине, что он таковым не является. Не был таковым и никогда не будет. Череп негра имеет другую форму, мозг негра меньше мозга белого, негр — это представитель низшей расы. Не знаю, хорошо это или плохо, или вовсе не имеет значения, но факт остается фактом.

— Я очень в этом сомневаюсь, — сказал Дэмон, и Томми заметила, как на его лице появляется упрямое выражение. — Весьма сомневаюсь.

— Прямо беда с тобой, Сэм, ты просто мечтатель, — заметил Мори. — Скажи откровенно, подчинился бы ты приказам темнокожего офицера?

Дэмон посмотрел на него с изумлением.

— Разумеется, подчинился бы. И ты подчинился бы, и Джим тоже.

— Никогда! — воскликнул Рэвинел. Его красивое лицо исказилось, глаза сузились. — Никогда! Да я лучше уйду в отставку, чем подчинюсь приказу черного!..

— Почему? — спросил Сэм. — Давайте взглянем на вещи реалистически. Нам всем приходилось служить в подчинении законченных, отъявленных сукиных сынов, неучей, идиотов, садистов и бог знает кого еще. Они приказывали нам, и мы подчинялись. Какая же разница? Как хороший солдат, вы…

— Это никоим образом не касается службы, — произнес Рэвинел ледяным тоном. — Это нечто совершенно иное. Если ты не в состоянии понять этого, мои объяснения бесполезны.

В углу, где они сидели, стало тихо и неуютно. Томми сделала Сэму сердитый знак глазами, но он продолжал спокойно: