Однажды снова (СИ)

— Они мне сказали, что она умерла… — голос Милы теряет недавнюю уверенность. В висках пульсирует и, кажется, будто заложило уши.

За десять лет много воды утекло и память уже давно исказила определенные фрагменты. Милена помнит, что подписывала много каких-то документов. Папа сидел рядом, заботливо переворачивал страницы и, кажется, впервые был таким внимательным к ней. Он повторял: «Ни о чем не переживай, мы со всем справимся». И не соврал же, ведь он взял на себя все обязательства по похоронам и занялся всей бумажной волокитой.

— Мне не дали на нее посмотреть, — растерянно произносит Мила, присаживаясь обратно на диван. Плечи ее поникли, и самоуверенность куда-то моментально пропала. — Врач сказал, что во время родов малышку оплело пуповиной, и она родилась задушенной. Сказали, что ребенок весь синий и я не выдержу такого зрелища.

— По крайней мере, половину правды тебе сказали, — тяжело вздыхает Каменев. Он все еще не понимает, верить ли словам Милы или нет. На каждом чертовом листке красовалась ее размашистая подпись. Но и от Сотникова вполне можно было ожидать подобной выходки. — Эмилия родилась с выраженной асфиксией. Когда я взял ее на руки, вся ее левая часть головы была одной сплошной гематомой. Но наша дочь сильная, она выкарабкалась.

— Прекрати, — хватается за голову Мила. — Этого не может быть. Не может.

Каменев ничего не отвечает. Встает и быстрыми шагами удаляется из гостиной, а когда возвращается, то на стеклянный стол падает его паспорт.

— Листай, — приказывает мужчина. — Я способен поверить в то, что твой папаша-урод. А ты?

Мила нерешительно тянется тонкими пальцами к паспорту. Переворачивает страницы до нужной и замирает, прикрыв рукой рот. В графе «дети» рядом с фотографией Эмилии значится дата рождения: «12 апреля, 2013 год».

Глава 21. Ребенок

12 апреля, 2013 год

Палата номер сто девятнадцать расположилась в южном крыле гинекологического отделения частной клиники. Милена лежала на кровати, отвернувшись к стенке и поджав под себя колени. В таком положении ее огромный живот не так сильно тянул. Малышка, казалось, больше не пыталась отбить ей мочевой пузырь.

Ночью Мила проснулась от сильной боли внизу живота, а когда включила свет, то увидела, что на белой простыне растеклось большое красное пятно. Не теряя ни минуты, Борис Владимирович сам подхватил дочку на руки и увез в частную клинику своего хорошего друга.

— Привет, — раздалось с порога палаты.

Сотников стоял поникший, под глазами засели глубокие черные круги. Казалось, этот сильный и подтянутый мужчина постарел за одну ночь.

— Медсестра сказала, что ты пришла в себя, — говорит он, прикрывая за собой двери. А затем большими шагами пересекает просторную палату и присаживается рядом с дочерью на кровать. — Высоцкий сказал, что тебе нужно полежать на сохранении еще какое-то время. Будет лучше, если врачи понаблюдают за твоим состоянием, — он хмурится и кладет свою большую ладонь на руку Милены.

— С моей малышкой все хорошо? — Ослабленным голосом спрашивает Мила. После кровоостанавливающих и еще каких-то лекарств ее вырубило почти на семь часов. Поэтому сейчас язык плохо слушался, а губы пересохли и потрескались от температуры.

— Я не врач, милая, — он гладит ее пальцы своими, и смотрит с какой-то несвойственной ему отеческой заботой.

— Пап, вы дозвонились Лёне? — тихонько интересуется дочка.

Рука Сотникова замирает. А затем он одергивает ее, как будто Мила внезапно стала ему неприятна.

— Твоя подруга с самого утра ему написывает в социальных сетях, — фыркает отец. — На звонки он не отвечает, насколько я знаю. На сообщения тоже.

— Пожалуйста, вы должны ему сообщить, — умоляет Мила, а на ее глаза уже наворачиваются предательские слезы.

— Мила, — говорит отец медленно, и Милена видит, как бегают желваки на его челюстях. — Он получил сообщения о том, что ты в больнице. Но не соизволил даже ответить на них.

— Нет, — отворачивается обратно к стенке дочка. — Он, наверное, в самолете и просто у него нет связи. Я знаю, что он скоро приедет. Он не бросит меня, пап. И малышку не бросит.

Когда папа ушел из палаты, Мила еще долго смотрела в стену не моргая. Она вспоминала те месяцы, которые они с Лёней провели вместе. Когда отец узнал о беременности, то был настолько зол, что выгнал дочь из дома. Это было на руку паре, ведь Каменев постоянно настаивал на том, чтобы Мила переехала к нему. Мотивация же Сотникова была совсем иная — он думал, что, вкусив жизнь, которую парень собирался предложить его избалованной дочурке, та быстро сломается и будет умолять папочку разрешить вернуться домой. Но Мила умела удивлять.

Когда Лёне пришло известие о смерти прадеда, Милена уже была на седьмом месяце. Беременность и так протекала слишком проблематично. Поэтому пока Лёня улетал в Италию, чтобы проводить старика в последний путь и вступить в наследство, было принято решение, что Мила поживет с семьей. Тем более что Сотников к тому времени уже остыл и, вроде бы даже смирился с тем, что скоро станет дедом.