Однажды Сталин сказал Троцкому, или Кто такие конные матросы. Ситуации, эпизоды, диалоги, анекдоты

Став главой КПСС и правительства СССР, Хрущев часто и охотно летал самолетами. В 1959 году, когда готовился его визит в США, советский лидер в общем-то рисковал, решив совершить трансконтинентальный полет на новом самолете ТУ-114. Это был единственный самолет, которым можно без посадки преодолеть расстояние Москва — Вашингтон.

* * *

Посмотрев картину «Кто вы, доктор Зорге?», Хрущев не без восхищения заметил:

— Вот как надо снимать! Сидишь как на иголках, а в наших фильмах сплошная тягомотина или барабанный бой ура-ура, смотреть тошно!

Среди приглашенных на просмотр был и тот, кто знал правду о Зорге; он-то и заметил:

— Так ведь это не вымысел, товарищ Хрущев, а чистая правда.

После этого Указом Президиума Верховного Совета Зорге стал Героем Советского Союза…

* * *

Как-то знаменитый филолог Дмитрий Николаевич Ушаков шел по улице в районе Арбата. Его увидели два школьника. Один из них сказал другому:

— Смотри, Ушаков идет!

А тот ответил:

— Ты что! Ушаков — это словарь, как же он идти-то может?

* * *

Однажды Вертинский давал концерт в маленьком клубе города Львова. Перед выступлением они вместе с пианистом Михаилом Брохесом решили попробовать, как звучит рояль. Оказалось, что ужасно. Вызвали директора клуба. Тот развел руками, вздохнул и произнес: «Александр Николаевич, но все же это исторический рояль — на нем отказывался играть еще сам Шопен!» Вертинский грустно улыбнулся шутке и, кое-как настроив рояль, дал концерт.

* * *

Однажды известный конферансье Смирнов-Сокольский отказался выступать в правительственном концерте, что по тем временам было неслыханно. Министр культуры Фурцева позвонила ему прямо домой и сказала, что за такие шутки она может лишить его звания народного артиста. Тогда Смирнов-Сокольский спросил: «А фамилия у меня останется?» Фурцева ответила: «Конечно». И он сказал: «Больше мне ничего не нужно».

* * *

Еще в хрущевские времена Шолохов, прочитав однажды о себе чьи-то воспоминания, с иронией заметил: «Если при живом так могут, то что же после смерти будет?» Он знал об умении цензоров «отредактировать елочку под телеграфный столб» и решил, что лучше свои воспоминания сжечь…

* * *

На банкете в Кремле председатель Совета министров СССР Булганин вышел из-за стола вполне «тепленьким». Обходя зал, он вдруг остановился перед одной дамой и припал к ее руке. Проходит минута, другая — Булганин все стоит и стоит…

Наконец дама свободной рукой начинает легонько поглаживать его по лысине, потом слегка пошлепывать. Весь зал просто оцепенел: слишком свежи были еще воспоминания о Сталине. Муж дамы, стоявший рядом, уже представлял себя где-то на лесоповале. Но все обошлось.

* * *

На Кубе в резиденции Косыгина ждали Фиделя Кастро. И вдруг появляется расстроенный Алексей Николаевич и говорит своему помощнику:

— Алеша, сейчас должен Фидель приехать, а я себе пятно посадил на светлых брюках! Помощник предложил забрать брюки и быстро их замыть. Косыгин снял брюки, и через некоторое время помощник принес ему уже чистые брюки. Алексей Николаевич надел брюки, вышел и сказал своей дочери:

— Какой у нас Алеша хороший.

На это дочь ответила:

— Да-да, он и за мной ухаживает, платья мне гладит для приемов.

* * *

Известный журналист Мэлор Стуруа пришел наниматься в «Известия», в отделе кадров решили, что он для такой газеты не годится (хотя напечатал в ней уже немало фельетонов), поскольку его отец был в опале. Стуруа был в отчаянии, но редактор иностранного отдела В. Кудрявцев сказал, что не все потеряно — нужно найти поручителя. Им стал для молодого журналиста А.И. Микоян, друг отца, который спас его от расстрела в муссаватистском Баку. Микоян позвонил главному редактору «Известий» К. Губину. Тот стал мешкать.

— Если мой звонок для вас недостаточен, то сейчас вам позвонит Иосиф Виссарионович. Бедный Губин замер в кресле. Потом вызвал кадровика и отыгрался на нем, крича, что дети за отцов не отвечают. Кадровик покорно соглашался…

Так началась карьера М. Стуруа в «Известиях».

* * *

Редакция заказала какую-то статью академику Евгению Викторовичу Тарле. Маститый ученый был уже в преклонном возрасте и почти круглогодично жил в больнице АН СССР. Туда-то и направился М. Стуруа за статьей. Вручил ему ее, запечатанную в конверте, секретарь Тарле. Когда Мэлор вернулся в редакцию и вскрыл конверт, его прошиб холодный пот: из восьми страниц семь были девственно чистыми. Он тут же позвонил секретарю и начал было говорить о недоразумении, как тот резко перебил:

— Видимо, вы еще новичок и не знаете, что академик уже не может сам писать. Количество вложенных в конверте страниц лишь указывают, каких размеров должна быть статья.

Стуруа в ужасе кинулся к Кудрявцеву, редактору отдела.

— Ничего не поделаешь, — сказал он, — придется писать вам самому.

Стуруа прочел публицистические работы Тарле, смоделировал по ним статью. Потом пришлось везти ее к академику на визу. Тарле внимательно прочел статью и, не сделав никаких поправок, подписал. А напоследок напутствовал: