Однажды в Африке…

Пока Комлев надевал форменную тужурку с потускневшими шевронами на рукавах, в которой ему полагалось выходить на вахту и затягивал узел галстука, он думал о быстро улетучивающемся, как утренний туман, сне, который он только что видел. «Что мнится, то и снится», — вспомнилась ему старая присказка, как бы начисто отметающая идею вещих снов и толкующая природу сновидений со строго материалистических позиций. А сон Комлева как раз был на тему того, что он успел услышать тогда по радио, и видел он перистые кроны кокосовых пальм над крышами невысоких обшарпанных домов, черный дым и пламя горящего прямо посреди улицы автомобиля, солдат в пятнистой униформе со скорострельными винтовками в руках, он даже запомнил сверкающие белки глаз на темных, блестящих от пота лицах. И он, Комлев, в легкой рубашке и шортах, с тревожным любопытством смотрит на улицу, слегка отвернув штору на окне. Дверь у него надежно заперта, и в нее никто не стучит прикладами. Но за спиной он вдруг именно почувствовал, а не услышал, какое-то легкое, но пугающее движение. Он обернулся и окаменел, увидев, что дверь на лестничную площадку широко распахнута, и там уже зловеще темнеют две или три фигуры. «Как они сумели бесшумно открыть дверь?» — мелькает у него в голове запоздалая и ненужная теперь мысль. Комлев понимает, что пришли за ним и теперь ему конец. Он с отчаянной радостью ринулся навстречу спасительному пробуждению, словно выныривая из опасной водной глубины на поверхность, где светит солнце, и заметил, что сердце его учащенно билось. «Ерунда какая», — с растерянным неудовольствием думал он, шагая по длинному коридору верхней палубы. Остановился на миг перед высоким зеркалом в круглом зальчике, где с двух сторон двери вели на прогулочную палубу. Он поправил темный галстук, чтобы тот строго по вертикали рассекал белую гладь рубашки, и проследил за застегнутостью всех пуговиц тужурки. Капитан был строг в отношении форменной одежды, тем более, что на борту были пассажиры. Вероятно, последние в эту навигацию; сейчас они возвращались из рейса, короткого туристского, — на родину известного поэта.

На мостике было свежо, хоть и солнечно, но в рулевой рубке царило электрическое тепло. Рулевые только что сменились и теперь за штурвалом высился сутуловатый Синяков, от которого неистово несло только что выкуренной перед вахтой сигаретой из плохого табака. Еще он был до неприличия любопытен, поэтому капитан этого старого теплохода (и кажется, даже его ровесник) Сивковский поманил Комлева из рубки и вывел на мостик, отчасти лишая его этим возможности указывать рулевому и участвовать в судовождении.

— Идите пока по створу, Синяков, — сказал, выходя, капитан, — а там дальше будет перевальный столб на правом.

Синяков хотел сказать: «Знаю», но решил не нарываться на замечание и буркнул: «Есть, по створу». Фарватер он знал неплохо.

— Я вас долго не задержу, Вадим Алексеевич, — суховато сказал капитан.

Всех своих помощников он педантично называл по имени-отчеству, воспитывая и держа дистанцию.

На палубе виднелись лишь отдельные фигуры или небольшие кучки пассажиров. Видимо, все собрались в носовой части, в музыкальном салоне, где был отличный обзор и к тому же тепло. «Крупская» с будничной неторопливостью двигалась против течения, и навстречу ей плыли осенние леса, а у берегов вода уже была усеяна плывущими по течению желтыми и бурыми листьями.

— Для вас у меня две новости, — сказал капитан. — Как в анекдоте: хорошая и не очень. С какой начинать?

— С той, что не очень, Владимир Андреич. Тогда вторая пойдет на то, чтобы подсластить горечь первой.

— Что ж, не лишено логики. Итак, «Крупскую» ставят после этого рейса в затон, и ее дальнейшая судьба неизвестна. Могут отдать кому-нибудь в аренду или даже продать, в том числе и на металлолом. Сейчас, кажется, все можно. Оставят же пока на ней капитана, механика с парой мотористов и троих матросов, чтобы вахту стояли у трапа. Уяснили?

— Так точно. От вопросов пока воздержусь.

— Перехожу ко второй новости. Я, как вы, возможно, догадываетесь, ухожу на так называемый заслуженный отдых. Все, отплавал свое. Вас я рекомендовал на должность капитана. Завтра должен быть приказ. Не вижу, однако, радости на вашем мужественном, хотя и озябшем лице.

— Она будет, — пообещал Комлев. — После выхода приказа.

— Благополучной вахты, — скупо сказал капитан и со сдержанной заботливостью добавил: — Двигайтесь осторожно. Судоходную обстановку на реке кое-где уже сняли, да за ней путейцы, кажется, особенно и не следят. Перестроечная расхлябанность и все такое. Я пошел.