Однажды в Америке

Про конфликт Украины и России я знал, позиция у меня в связи с этим была сложной и неопределенной. С одной стороны – Россия действительно нарушила в Крыму международное право, и это имело скверные и далеко идущие последствия. Вопрос не в том, чей Крым – чей бы он ни был. В мире немало территорий, которые принадлежат некоторым государствам не совсем по праву. И крымский прецедент, если его принять, открывает дорогу масштабному территориальному переделу мира, причем далеко не безобидному. Если кто хочет понимать, к чему это может привести, – вспомните Первую мировую войну. Она ведь началась в основном из-за территориальных споров на Балканах, кому какие куски умирающей Османской империи принадлежат, а вылилась в самоубийство старого мира – тот, который удалось установить окончательно в сентябре сорок пятого[72] был уже совсем другим. Вспомнить можно и битву при Изонцо, ставшую результатом ирреденты Триеста, территориального спора за этот город между Австро-Венгрией и Италией. Двенадцать битв при мизерном результате, в которых побеждала то одна, то другая сторона. В некоторых местах трупы лежали вповалку в несколько слоев. И все ради чего?

Но, с другой стороны, обратной стороной установленного в 1945 году мира стала толерантность к национальным меньшинствам и отказ от политики ассимиляции. Если уж в вашей стране находится «не свой кусок», вы должны сделать все, чтобы эта земля и эти люди чувствовали себя комфортно, в частности – разрешить говорить на их языке и поддерживать их культуру. Сейчас, в связи с объединением Европы, проблема еще сгладилась – какая, например, разница, кому принадлежит Эльзас, если границ нет, можно ездить хоть во Францию, хоть в Германию.

А Украина не только не придерживалась такой политики по отношению к русским областям, но и проводила прямо противоположную, агрессивную и ассимиляционную. В таком случае не стоит удивляться тому, что произошло, и причины конфликта следует искать прежде всего в себе самих.

Кроме того, Украина мне не нравилась тем, что там явно были нацисты. США вообще в свое время преуспели в поддержке таких вот крайне правых режимов в Латинской Америке, с частью которых они потом имели серьезные проблемы. Да чего говорить, мы в свое время поддерживали Осама бен Ладена! Куда уж дальше.

Я достаточно жил в Латинской Америке, чтобы понимать – ЦРУ не гнушается контактами с неонацистами и взамен может получать от них помощь по самым разным вопросам. То, что говорит Алана, вполне могло быть правдой.

– Где был посажен самолет?

– Херсонская область, там есть заброшенный военный аэродром.

– То есть он так там и стоит?

– Да.

Нормально. Кстати, помните, пропал без вести еще один малайзийский «Боинг». Его ведь так тогда и не нашли. И почему-то именно такой же самолет и именно той самой авиакомпании был через некоторое время сбит над Донбассом.

– Президент жив?

– Не знаю.

– Где он может быть?

– Не знаю.

– А ты как в это во все впуталась?

Я снял с Аланы кожаный шлем смертника.

– Говори, все равно теперь.

– Мы хотели… короче, дяде предложили должность директора ЦРУ.

– Кто предложил?

…

– Я спрашиваю, кто предложил? Не Макмастер, так?

– Какая разница кто? – зло сказала Алана. – Теперь это не имеет значения.

– Почему же, еще как имеет. Хорошо, поставлю вопрос иначе. Вы собирали реальные доказательства или готовили фальшивки?

Молчание было лучшим ответом.

– Скажи, – подал голос стоявший рядом Боб, – за каким чертом я не должен сейчас включить рубильник и отправить тебя в ад?

– А за каким чертом ты имеешь дело с русским? – зло сказала Алана. – Ты же американский солдат.

– Б… да этот русский, – сказал Боб, – сделал для моей страны больше, чем ты! Гребаные церэушники, вы уже никаких краев не видите! От вас нет ничего, кроме вреда! Из-за таких, как ты, погибли мои товарищи в Ираке! За каким чертом мы полезли туда, скажи?!

…

– Мразь!

– Ладно, Боб, оставим это. Еще вопрос: в отношении меня какие планы были?

…

– Дай догадаюсь. Русский, владелец оружейной фирмы, выпускающей винтовки повышенной точности. Психически нестабильный из-за развода, restricted order, запрещающий видеться с сыном. Лучший кандидат на пост нового Освальда – то ли просто псих, то ли агент Путина. Я угадал, Алана?

И снова молчание было лучшим ответом.

– Почему президент до сих пор жив? Почему его не убили?

– Украина!

– Что – Украина?!

– Украина! Они нарушили договоренность…

…

– Они требуют, чтобы мы уничтожили Крымский мост.

И тем самым начали войну.

– Это был Сэм Лейк.

…

– Лидер республиканского большинства в сенате. Он ненавидит президента. И хочет, чтобы партия на выборы выдвинула его. Он будет добиваться этого любой ценой.

Скорее всего, это была правда. Правда, это была та правда, которую век бы не слышать.

Алана сказала правду, и мы отвязали ее от стула и подняли наверх. Как бы то ни было, теперь она ценнейший свидетель. Полагаю, на сделку со следствием она вполне может рассчитывать. Или даже на программу защиты свидетелей.

– А этой дряни ведь ничего не будет, – сказал Боб, когда мы стояли у ангара, – она запросто сдаст всех в обмен на прощение.