Однажды в Америке

Первый попытался занять позицию для стрельбы, получил ранения в ногу и руку и упал. Второй успел забежать за машину, но у него был пистолет против моего автомата. Я перезарядил подствольник и выстрелил в ствол дерева рядом, чтобы было понятно, с чем он имеет дело.

– Вали отсюда! – заорал я. – Уходи!

Времени не было – я перебежал, занял более удобную позицию. Затем встал в полный рост и пошел к машине, стреляя по асфальту, чтобы подавить противника психологически.

Не выдержал! Темная фигура метнулась от машины – пусть бежит. В спину стрелять я не стал.

Ключи были на месте. Было уже совсем темно, только небо было светлее в той стороне, где был Нью-Йорк. Громадный город был виден за десятки миль.

– Бегите сюда!

…

– Быстро!

С той стороны, где упал квадрокоптер, появились стрелки, и я открыл по ним огонь. Один упал сразу, остальные бросились по укрытиям. Оказавшись под огнем, Монике и Карле ничего не оставалось, как бежать в мою сторону.

– В машину!

От пули осыпалось укрепленное лобовое стекло, я пригнулся. Снайпер.

– Давайте!

Когда Моника, Карла и Константин забрались в машину, я перекинул коробку на задний ход, пригнулся и, не смотря, рванул назад…

У большого молла с просто гигантской автомобильной стоянкой нас ждал прокатный автомобиль, который я заказал по Интернету вместе с доставкой. Он мне нужен лишь для того, чтобы проехать шесть с половиной миль – туда, где стоит мой «Мерседес Спринтер». Еще я точно уверен, что там нет камер…

Потому что испортил их сам.

Мистера Рокафиоре наверняка прослушивали, но итальянцы сильны взаимовыручкой: добравшись до города, я позвонил на известный мне телефон на улице и попросил зайти к мистеру Рокафиоре и передать информацию. Всех в маленькой Италии прослушивать невозможно.

Вернулся в машину. Азарт боя отхлынул, оставив лишь сосущее чувство горечи, страха и сожаления. Я долго шел от этого всего, чтобы в конечном итоге прийти к этому.

Куда бы ты ни пошел,
Ты вернешься сюда…

– Твой отец тебя заберет, – сказал я Монике, – и Константина тоже. Уезжайте в Европу, прячьтесь. Вас могут искать. Раньше, чем через полгода, не возвращайтесь.

– Но у меня незаконченные дела.

– У тебя десять человек в конторе. Они прекрасно справятся со всеми нарушениями прав геев в стране. Если это кого-то еще будет интересовать.

– Что… происходит? – Голос Моники дрогнул.

– Ты помнишь Боба?

– Он с тобой работал, да?

– Сегодня его убили у меня на глазах.

– Но… как это произошло… кто это сделал?

– А это ты у нее спроси. Твоя супруга завязла в этом деле по уши, а те, с кем она связалась, любят отдавать долги свинцом.

Я посмотрел на сына, тот сидел прямо на полу фургона.

– Испугался?

Он покачал головой.

– Не-а. Все нормально, пап.

Я с трудом сдержался.

– Сядь вон туда. На голом металле не сиди.

Мистер Рокафиоре прибыл не один, с ним было несколько человек, и машин у них было целых три. Увидев меня, он присвистнул.

– Ты все-таки вляпался.

– Да, – подтвердил я, – вляпался.

Из машины выбралась Моника, она бросилась к отцу, но остановилась. В последний момент. Помнит.

– Папа…

– Все в порядке?

– Да, у меня и у Конни.

– Не называй парня девчачьим именем.

– Увезите ее в Европу, – вступил в разговор я, – и как можно быстрее. Лучше в Чехию, Словакию, Словению… не в Италию.

Мистер Рокафиоре покачал головой.

– Ты не был в наших горах, парень. Чужаку там не ответят даже на вопрос, который час.

– Как знаете.

– Тебе нужна помощь?

– Нет. Сам справлюсь. Извините, что втянул Монику.

Мистер Рокафиоре кивнул.

– Так… а где наш маррангино?[75]

– Я не маррангино!

– Конечно, ты не маррангино.

Карла решила попытать счастья.

– Мистер, вы понимаете, что этот тип хочет меня убить?

– Скорее всего, заслуженно, – бросил Рокафиоре, выбираясь из фургона, – я бы сам с радостью убил вас.

– Но я конгрессвумен США.

– Я не голосовал за вас.

Рокафиоре пожал мне руку.

– Будь осторожен.

– И вы тоже…

США, Нью-Йорк

17 августа 2019 года

Чем хорош Нью-Йорк – так это тем, что только в нем одном проживают под десять миллионов человек. И спрятаться в нем при желании можно, если знать как.

Самый поганый район Нью-Йорка – это Уиллет-пойнт, там какие-то работы по реновации начинались, но их забросили в связи с конфликтом муниципалитета и федеральных властей. Федеральные власти сейчас республиканские, а местные – демократические, раньше они уживались, но начиная с выборов 2016 года все ведут себя по принципу «чем хуже, тем лучше». Этот район также называется «Джанкярд» – свалка. Полно объявлений о продаже машины за наличные, полно игроков в домино – негры почему-то полюбили играть в домино в последнее время. На углах улиц – самодельные капища с фотографиями и любимыми вещами, часто детскими игрушками тех, кто погиб в перестрелке или ДТП. Они напоминают небольшие собачьи будки, только застекленные.

Потом пошли контейнеры – тут рядом порт и старый контейнер раздобыть нет проблем…

И, конечно же, негры. Негры, негры, негры. Они тут в большинстве, в то время как на Юге их давят латиносы. Но и мексы тут есть.