Однажды в Челябинске. Книга первая

— Так даже лучше. Так вот… Вам всегда нужна причина, отмазка, прикрытие, чтобы существовать. Поэтому во все времена была власть и были бандиты. И обе стороны находились в вечном противостоянии, ведь стремились искоренить друг друга и декларировали это народу, который хавал и вот уже тысячу лет хавает. Вы или кто-то там еще хотите убрать меня? Заметано — пожалуйста! Меня нет, мой клуб снесен. Одной могущественной силы, в руках которой Челябинск с миллионом жителей, больше нет. И знаете, чего вы хапните? Народного бунта.

— Почему? За снос «Хамелеона» жители нас только отблагодарят. Намекаете, что на ваше место придут другие?

— Нет, это будет потом. Вас бы поблагодарили где-нибудь за бугром, в Европе, но никак не в Челябинске. Будет восстание. По двум причинам: все остались без бухла, карт, шлюх, наркоты и танцев, а власть лишилась главного оппонента, против которого публично боролась. Раз такового нет, следовательно, зачем народу власть, которая достигла цели? Кормить ее налогами просто так? Нет, увольте. Поэтому мы и работаем слаженно вместе, чтобы сохранить друг друга. Вот шумят там люди на какой-то площади в Москве, потому что нынче все обленились даже делать вид, что чем-то занимаются. Движение — жизнь. Шевелись и завоюешь место под солнцем. Можно шевелиться, но медленнее, и народного гнева не будет, а так… бабки на скамейке поносят местную власть и не более.

— Как у вас просто все…

— Относительно сноса. Вам ли не знать, что люди никогда не будут довольны хорошими делами властей — только так можно хоть чем-нибудь отвлечь народ, чтобы он не стал в ваши черные делишки сильно вникать. Знаете, что хорошо отвлекает от того беспредела, что сейчас творится? Мой клуб. Его посетители не позволят закрыть такую лакомую приманку, которую они посещают каждый раз вместо того, чтобы администрацию штурмовать. Лучше бухнуть и забыть про свержение власти, верно? Так что муниципалы еще долго будут со мной якобы бороться — так же долго, как и сотрудничать.

— Ваша теория весьма занимательна, Олег, и имеет право на существование. Но я бы хотел вернуться к нашему делу.

— Что вы заладили?!

— Настоятельно прошу вас поторопиться.

— Сделаю все, что от меня зависит.

— Хорошо. Озеров должен как можно скорее отказаться от своего имущества. А то, чувствую, промедление отразится на нашем с вами вознаграждении.

— Ну вы скажите что-нибудь этим сетевым мудилам, найдите нужные слова. Вы умеете.

— Переживаете за выручку? Предоставьте это мне.

— Может, заглянете на партию в покер?

— Нет, я поеду домой: мне нужно выспаться. У меня завтра с утра…

— Надо же, вы еще и спите?! Я-то думал, совесть вам не дает.

— Как и вам. Мы оба плохие люди. Но, кажется, только так можно чего-нибудь добиться в жизни.

Олег собирался покинуть «Мерседес», но внезапно передумал и спросил:

— Всегда хотел вас спросить, Валер. А у вас семья-то есть?

— Вам зачем?

— Не переживайте так. Чисто из интереса. Никакого криминала, угроз, шантажа и заложников, поверьте.

— Слабо верится.

— Мы же деловые люди и должны друг другу доверять, разве нет? От наших действий столько зависит.

— Давайте без имен.

— Давайте.

— У меня есть жена, маленькая дочь, младший брат, пожилые родители.

— И вы для них наверняка лучший муж, отец, сын, брат, да? Добытчик, пример для подражания?

— А как же. К чему вы клоните?

— Только представьте, что бы они сказали, если б узнали, какой их Валерий Юрьевич Бережной на самом деле коррупционер и интриган.

Бережной кисло улыбнулся:

— Была бы у вас семья, Олег, вы бы еще сильнее развели всю вашу нелегальную деятельность.

— Откуда вам знать, что у меня ее нет?

— Элитная шалава, которую вы периодически трахаете, семьей не считается. Задумайтесь, что вы после себя оставите, ведь вам уже четвертый десяток, а все ваши учителя, рэкетиры-борцы, уже давно на зоне или в могиле. А вы пока так, в мафию играете.

— Откуда вы…

— У меня есть одна полезная привычка. Я всегда проверяю своих контрагентов.

— Контр… кого?

— Олег, чтоб вы понимали серьезность моего настроя. Лучше со мной вести беседы на равных.

— Вас что-то задело, Валера?