Однажды в Челябинске. Книга первая

Я подскочил на кровати. Резко отдало болью в правом подреберье, но уже не так сильно, как вечером — явно хороший знак. В номере темно и прохладно; ненавязчиво гудит вентиляция, сквозь оконные щели проникает холодный воздух вперемешку с запахом курева. Степанчук храпит уже не так оглушительно, как прежде, когда я пролистывал дневник. Вот, кстати, и он — валяется открытый на моих коленках. Несколько листочков слегка помялись.

Я решил освободиться от одеяла — по ощущениям получилось мгновенное перемещение из Африки на Северный полюс. По дороге в сортир захотелось проверить, как там поживают мои подопечные. На дворе то самое время, когда все гарантированно спят — именно так и рассуждает человек, который не работает в ночную смену и не посещает всякого рода ночные клубы, бары, бани.

Сделав все дела в клозете, на двери которого не защелкивается засов, я побрел в соседнее крыло с надеждой в скором времени возвратиться под одеялко. Жаль, что к тому времени постель остынет. Как и ожидалось, всюду тихо и безлюдно; в коридоре горит несколько приглушенный свет, как и в центральном холле, а линолеум все так же издает щелкающие звуки под ногами. Дверь на лестницу, как и оговаривалось, заперта — я подергал ручку на всякий случай.

Заглядывать в широкие замочные скважины номеров я начал с конца коридора. В незанавешенных комнатах прекрасно просматриваются спальные места и постояльцы: «Спите, — я глядел на укутанных в одеяла либо, наоборот, раскрывшихся, распластавшихся на панцирных койках пацанов, — храпите, смотрите сны, пускайте слюни. А ведь кто-то, друзья мои, мнит вас мечтой всей своей жизни».

Я мысленно ставил галочки напротив фамилий игроков в командном списке. Все дрыхнут без задних ног, что не может не радовать. Однако, чем ближе я подходил к комнате постоянных возмутителей спокойствия в лице Митяева, Брадобреева, Кошкарского и Абдуллина, наметились некоторые расхождения. К примеру, в одном из номеров свободна кровать — на ней должен спать, кажется, Зеленцов. А внутри замка следующей двери и вовсе торчит ключ, поэтому заглянуть внутрь нереально. Подобные препятствия плодят скверные мысли.

Не успел я склониться перед очередным номером, как вставленный в предыдущую дверь ключ зашумел в замке. Я замер, глядя в ту сторону. Со скрипом дверь отворилась — из темноты показался Вова Шабашкин, похожий на зомби: неопрятный, помятый и сонный. С его появлением по моему носу будто кулаком ударил резкий запах спиртного. «Начались в деревне танцы», — подумал я, преградив габаритному защитнику путь. Тот, видимо, грозного помощника тренера не признал, ибо улыбнулся и фамильярно похлопал меня по плечу.

— Здорова, братан, — выдал Шабашкин. Язык у него заплетался.

— Доброй ночи, Вова. Скажи мне, что происходит?

— Понимаешь, — покачиваясь на месте, секретничал он, — мы вечерком немного выпили, ну… расслабиться решили чутка… в общем, — Вова отодвинул меня к стеночке, чтобы проследовать в уборную, но внезапно остановился, оперся рукой об угол и повернулся в мою сторону. — Только тихо. Петьке не говори, лады? — попросил он и неуверенно зашаркал дальше, пытаясь развязать шнурки на шортах.

Я опешил от Вовкиного вида (от амбре особенно). Шабашкин тем временем тщетно толкал и бортовал всем своим телом дверь в туалет, будто она была хоккеистом другой команды. Притом та открывалась наружу, а не вовнутрь. Потянуть ручку на себя Вован не догадался — допился парень, что называется. Я наблюдал за ним из холла с открытым ртом. Неужели у меня на руках целых четыре звена таких кадров? Когда до Вовы наконец дошло, что попасть в комнату раздумий ему не суждено, он прислонился к раковине, оттопырил резинку шорт и оголил свое междуножное хозяйство, чтобы помочиться прямиком в умывальник. Невольно я отвернулся от такого срама.

Шабашкин от долгожданного облегчения аж голову запрокинул. Я же пытался сообразить, что предпринять: первой мыслью было побежать и разбудить Степанчука, однако данный вариант так себе, ибо крайним сделают меня — мол, не углядел, распустил (дилетант, короче). Дальнейшие рассуждения прервались звуком столкновения мешка с мясом и костями об коричневый кафель. Я обернулся. Черноволосый Вовка валялся на полу. Я кинулся к хоккеюге, натянул на него трусы с шортами, а также проверил, дышит ли он.

— Что ж вы натворили, придурки? — приговаривал я, когда волоком тащил Шабашкина по коридору. Сланцы, зацепившись за дверной порог, слетели, посему оголенные Вовкины пятки подняли на дыбы коврик в номере. Неимоверным усилием всех мышц тела я водрузил тяжелую часть Вовы на койку, напоследок кинув туда же его немытые ноги. Усевшись на край кровати, я легонечко пошлепал его по щекам. Тот вроде сморщился и что-то промычал — значит, жив и здоров, только ужрался в хлам. Надо бы пойти и воду в раковине открыть хоть на полминутки.

Пока возился с Шабашкиным, приметил в номере еще несколько деталей: странный беспорядок, объедки на всех более-менее ровных поверхностях, пустые бутылки от сока и газировки, а также отсутствие на соседней постели Чибрикова.