Однажды в Челябинске. Книга первая

Вольский закрыл глаза и вновь погрузился во тьму. Фантом — судья-посредник, направляющий заплутавшие души — исчез. Илья вновь оказался в терзающем его беспамятстве и судорожной горячке. Очнуться он не мог, но уже слышал голоса вокруг, крики и разговоры тренеров, арбитров, хоккеистов, врачей скорой помощи — все смешалось в один общий шум вместе со звуками скрежета коньков по льду, топота, звяканья носилок, грохота двигателя.

Илья вновь почувствовал холод, дуновение ледяного ветра, дыхание людей, вновь почувствовал свое тело. И вдруг ему снова стало больно. Болит — значит, живой! Он почувствовал, как трещит голова, как ноет плечо, пульсирует в шее, но внешне он еще не пришел в себя. Правда, внутри уже давно бурлят процессы становления нового жизненного этапа — именно так он распрощался со старой жизнью, хотя в самом начале дня был убежден, что ни жизни старой, ни жизни новой для него не существует. Сейчас ему хотелось жить — чувство такое сильное, что даже в бессознательном состоянии он готов улыбнуться, ибо ему удалось спастись.

Диалог с кем-то знакомым, но в то же время весьма далеким он пытался запомнить дословно, но, к сожалению, тот постепенно улетучивался из памяти Вольского, как и наружность того, кто находился рядом в моменты отчаяния, ответственного и важного выбора, кто вел с ним беседу и помог вернуться обратно, а не продолжать путь в никуда.

Наконец прибежали медики, и я удалился из толпы.

— В рубашке родился паренек. Живой. Но медлить не стоит, — сказал один из фельдшеров.

Публика вокруг Ильи расступилась. Сотрудники неотложки вместе с хоккеистами аккуратно подняли Вольского и водрузили на носилки. Илюха ощущал присутствие пацанов: Арсения Митяева, Сереги Кошкарского, Паши Брадобреева и Тохи Филиппова. Товарищи были рядом вплоть до кареты скорой помощи: шли молча, ведь не знали, что будет дальше, будет ли эта дорога для Ильи смертельной или спасительной. Все провожали их растерянными взглядами. Никто не смел что-либо выкрикнуть или засмеяться. Виновнику трагедии хотелось просто самоуничтожиться — если бы таинственный Фантом разговаривал с ним, то точно бы соблазнил выбрать сторону смерти.