Однажды в Голливуде

К актерам подходит первый помреж, Норман, и велит Мирабелле сесть Рику на колени. Она избавляется от бейгла и лезет на борт. После этого налетают парики и костюмы и начинают возиться с обоими, чтобы подготовить к дублю. Почистив им перышки, гримерный цех сваливает восвояси, и теперь актеры ждут, пока Сэм договорит с группой и даст сигнал для начала. Но есть затруднения из-за яркого солнечного света, падающего в большое панорамное окно салуна. И режиссер задерживает съемки, пока один из работников замазывает окно кремом от загара.

Сидя на коленях Рика в ожидании их первой совместной сцены, девочка спрашивает партнера:

— Калеб... можно задать вопрос?

— Валяй, — говорит он.

— Если Мердок Лансер не заплатит выкуп или что-нибудь случится с деньгами, — спрашивает она, — ты меня по правде убьешь?

— Но он же заплатит, — констатирует факт Рик.

— Боже ты мой, — она утомленно закатывает глаза, — я разговариваю не с Риком, который читал сценарий, а с Калебом, который не знает, что случится, пока оно не случится. Еще раз, Калеб, если Мердок Лансер не заплатит выкуп, ты меня убьешь?

— Обязательно, — отвечает он с ходу.

Ее слегка удивляет отсутствие всяких колебаний.

— Правда? Обязательно? Без вопросов, без сомнений?

— Без всяких там, — отвечает он. — Это моя фишка, когда я играю злодеев. Я их делаю нешуточными, реально, реально плохими парнями. Вот был я в идиотском сериале про Тарзана с Роном Эли. Сериал идиотский, но я сыграл настоящую сволочь. Я играл

браконьера — знаешь, кто такой браконьер? — спрашивает он у девочки.

Она отрицательно качает головой.

— Тот, кто убивает диких животных, которых нельзя убивать, — объясняет он. — И вот я прихожу в сериал с огнеметом, поджигаю джунгли, чтобы выгнать зверей туда, где я смогу их спокойно перестрелять. Как я сказал, сам сериал херня собачья, но мне понравилось играть такую поганую сволочь. И здесь так же. Я целиком отдаюсь жестокости Калеба. По-моему, это сильное решение.

Слушая его объяснение, она кивает; затем, когда он договаривает, предлагает свою трактовку:

— Ну, я, естественно, понимаю, о чем ты говоришь. То есть ты по сюжету злодей, значит, у твоего персонажа есть такие повествовательные аспекты, каких нет у моего персонажа. Но если отложить ярлык «злодей»... — Она изображает пальцами кавычки и продолжает: — Ты же все равно персонаж, а на персонажа может влиять широкий спектр явлений, из-за которых он может выйти из образа.

«Интересный ход мысли»,— думает Рик и наклоняется к ней, чтобы показать, что она целиком завладела его вниманием.

Она приводит пример, чтобы объяснить, что имеет в виду:

— Я хочу сказать, судя по тому, как ты говоришь в большой сцене, которую мы снимаем завтра, может показаться, что я тебе даже нравлюсь. Не в этой сцене, — тут же уточняет она. — В этой сцене ты меня еще не знаешь. Я все еще просто дочурка Мердока Лансера. Но в нашей последней большой сцене мы вроде бы познакомились поближе.

— Ну да. Мы провели вместе несколько дней и ночей в седле, пока скакали в Мексику.

— Вот именно, — гнет свою линию девочка. — И... судя по всему... я тебе нравлюсь?

— Судя по всему, — признает он.

Девочка пронзает его взглядом, и тогда раздается громкий щелчок. Возможно, это просто кто-нибудь из сухопутных пиратов баловался с бойком пистолета, но совпало очень точно.

— Что во мне тебе нравится? — спрашивает она.

Он устает от умничанья и говорит:

— Ох, я и не знаю, Тру...

Она перебивает раньше, чем он успевает назвать ее настоящее имя:

— Мирабелла!

Исправляясь, он раздосадованно повторяет:

— Ох, я и не знаю, Мирабелла.

— Нет, это все отговорки. Ты знаешь. Если я нравлюсь Калебу, то Калеб знает, чем именно. — И она наставляет: — И ты должен знать.

— Ему нравится... — начинает Рик.

— Тебе нравится, — перебивает она.

Он закатывает глаза, но подыгрывает правилам, которые она решила установить в этой игре.

— Прошу прощения, — исправляется он, — мне нравится то, что с тобой не надо обращаться как с ребенком.

— О-о, отличный выбор. — Она коротко изображает аплодисменты. — Такой ответ мне по душе.

— Еще бы, — усмехается он.

Подняв палец, чтобы подчеркнуть свои слова, она произносит:

— И возвращаясь к моему первоначальному вопросу: ты меня забьешь... но не хочешь убивать?

— Нет, — уступает он.

— Что — «нет»? — не унимается она.

Он поддается и медленно проговаривает все, что она хочет услышать:

— Нет, я не хочу тебя убивать...

Тут она быстро вставляет:

— Но все-таки убьешь?

— Убью, — убежденно заявляет он. Она выжидает секунду, потом спрашивает с поднятыми бровями:

— Уверен?

Он моргает в ответ на такой вопрос.

— Да... вроде уверен.

Ее лицо озаряется.

— О, то есть теперь уже «вроде уверен» — значит, может, и не убьешь?

— Может, — признается он.

Тогда она произносит тихим заговорщицким голоском:

— А тебе интересно, что, по-моему, случится?

— Ну, я же понимаю, что тебе неймется рассказать, так что давай уж, рассказывай, — отвечает он только с легким намеком на шутливую подколку в голосе.