Читаем Однажды в Голливуде полностью

Но, глядя, как Калеб в витрине глядит в ответ на Рика, он видит и кое-что еще. Он начинает видеть, что ему втолковывал вчера в своем кабинете Марвин Шварц. Среди прочего он назвал Рика «актером эпохи Эйзенхауэра в Голливуде эпохи Денниса Хоппера».

Глядя на отражение в полном костюме Калеба Декото, он лучше понимает, к чему вел Марвин Шварц, и не воспринимает в штыки. Сейчас в моде патлатые парни. И этот парень в витрине, в куртке с бахромой, — вылитый Майкл Саразин. Без помпадура Рик не просто другой персонаж, но и другой актер. Он так долго ходил с одной и той же прической, что незаметно помпадур стал им. Но теперь? Если приглядеться к отражению без него? Рик больше не смахивает на стареющего актера-ковбоя из пятидесятых. Он больше похож на современного актера, который в теме. Вот этот парень уже не динозавр из времен Эйзенхауэра. Вот этот парень мог бы сниматься и у Сэма Пекинпы.

Наконец оторвавшись от отражения и размышлений о своей карьере, Рик замечает захваченный Калебом салун «Позолоченная лилия», где его персонаж заправляет зверской шайкой скотокрадов. Подойдя к крыльцу салуна, он видит режиссерский стул с именем своего персонажа на спинке. В телесериалах постоянным актерам достается стул с именем актера. Но приглашенным звездам обычно достается стул с именем персонажа, потому что нередко их нанимают всего за несколько дней до съемок.

На втором стуле рядом с его пустым, на деревянном настиле прямо перед распашными дверями салуна, сидит девочка в историческом костюме, которую он видел за разговором с Сэмом, когда только приехал. Он не знает ее настоящего имени и не помнит имени ее персонажа, но играет она восьмилетнюю дочку Мердока Лансера (от очередной матери, только эта не дала деру при первой же возможности. Вместо этого она трагическим образом свернула себе шею, когда ее сбросил рыже-чалый красавец, подаренный Мердоком на их третью годовщину. Тот самый рыже-чалый красавец, которому Мердок Лансер прострелил голову, вернувшись домой с похорон).

Далее по сценарию Калеб похитит девочку за выкуп в десять тысяч долларов.

Похищение ребенка станет эмоциональным переломным моментом сюжета. Отец зовет в город Джонни Лансера, чтобы отбиваться от Калеба и его людей, но сценаристы пилота заготовили сюжетный поворот для этого стандартного развития событий. Во-первых, Джонни ненавидит отца, которого не видел с десяти лет. А во-вторых, вышло так, что Джонни Мадрид и Калеб Декото, о чем на ранчо никто не подозревает, знают и уважают друг друга. Уж по крайней мере Калеб нравится ему куда больше, чем отец, которого он винит в смерти матери. Сын мечтал о мести за мать с тех пор, как восемнадцать лет назад похоронил ее в песке Энсенады.

О той мести, что сейчас вполне успешно осуществляет Калеб Декото. И тут Джонни оказывается в сложном, но богатом с драматической точки зрения положении, когда ему приходится решать не только, на чьей он стороне, но и кто он: Лансер или Мадрид? Похищение ребенка Калебом — эмоциональный катализатор, который в итоге толкает Джонни на сторону ангелов и подписывает его на еженедельный вестерн-телесериал вместе с новообретенной семьей.

Позже сегодня у Рика и этой юной актрисы сцена, в которой он выдвигает требования выкупа Скотту Лансеру, пока девочка сидит у него на коленях с пистолетом у виска.Но самая большая сцена Рика и девочки — завтра. Издали разглядывая маленькую светло-русую актрису, сидящую на собственном раскладном стуле с большой книгой в черной твердой обложке, он дает ей лет двенадцать. Сейчас обед, а она на площадке сама по себе, без опекуна или еды. И не отрывается от книги, когда он подходит к ступенькам в салун. Даже когда он прочищает горло и говорит:

— Привет?

«Да уж, — думает он, — здорово будет с эдакой сучкой работать». Он повторяет приветствие с напором:

— Привет?

Поднимая глаза от книги на коленях, она с явным раздражением здоровается с косматым ковбоем, стоящим перед крыльцом.

— Я тебе не помешаю, если присяду рядом и тоже почитаю? — спрашивает Рик, показывая свой вестерн в мягкой обложке.

Она смотрит с каменным лицом и отвечает в стервозном стиле карликовой Бетт Дэвис.

— Не знаю. Не помешаешь?

«Остроумно, — думает Рик. — Что, эта кнопка ходит с командой авторов, которые пишут ей стервозные подколки в ответ на риторические вопросы?»

— Я постараюсь, — мягко говорит Рик.

Она откладывает большую черную книгу на колени и недолго осматривает его, потом оглядывается на пустой стул, осматривает его, потом снова переводит взгляд на Рика.

— Это же твой стул, да?

— Ага, — говорит Рик.

— Кто я такая, чтобы запрещать тебе сидеть на твоем стуле?

Снимая ковбойскую шляпу и учтиво кланяясь:

— И все-таки, — говорит он, подключая все свое обаяние, — благодарю покорно.

Она не хихикает, не улыбается, просто опускает глаза обратно к своему чтению.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов
Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов

Большие социальные преобразования XX века в России и Европе неизменно вели к пересмотру устоявшихся гендерных конвенций. Именно в эти периоды в культуре появлялись так называемые новые женщины — персонажи, в которых отражались ценности прогрессивной части общества и надежды на еще большую женскую эмансипацию. Светлана Смагина в своей книге выдвигает концепцию, что общественные изменения репрезентируются в кино именно через таких персонажей, и подробно анализирует образы новых женщин в национальном кинематографе скандинавских стран, Германии, Франции и России.Автор демонстрирует, как со временем героини, ранее не вписывавшиеся в патриархальную систему координат и занимавшие маргинальное место в обществе, становятся рупорами революционных идей и новых феминистских ценностей. В центре внимания исследовательницы — три исторических периода, принципиально изменивших развитие не только России в ХX веке, но и западных стран: начавшиеся в 1917 году революционные преобразования (включая своего рода подготовительный дореволюционный период), изменение общественной формации после 1991 года в России, а также период молодежных волнений 1960‐х годов в Европе.Светлана Смагина — доктор искусствоведения, ведущий научный сотрудник Аналитического отдела Научно-исследовательского центра кинообразования и экранных искусств ВГИК.

Светлана Александровна Смагина

Кино