Однажды в Ялте

Иисус знал, что Иоанн встречается с Иродом. Царь прислушивался к его пророчествам и советам. Но вот совет не нарушать заповедей и не жениться на Иродиаде, законной супруге своего брата Филиппа, царь всячески игнорировал и об этом Иисус тоже знал, в связи с чем, говорил: «Советчиками царей часто бывают их желания и, порой самые неожиданные, так что лучше держаться от них подальше».

А тем временем видение у горизонта сменилось и перед взором Иисуса стали проходить картины царского дворца, встречи, беседы, перемещения. А потом промелькнула крепость в пустыне и её темные помещения. Но водном сумеречном месте чуточку прояснилось – была видна комнатушка, смятая трава в углу и худой заросший мужчина в рваной одежде. Он ходил из угла в угол, останавливался у стены, поднимал голову вверх, где было небольшое окошко, и смотрел на свет.

В мужчине Иисус с трудом узнал Иоанна.

Но вот в картине на горизонте снова проступили залы дворца, наполненные людьми, песнями, танцами, весельем. И среди этого шума и гама появилось сияющее серебряное блюдо. Оно плыло по залу, и люди с испугом расступались и отходили в сторону. А блюдо подплыло к девушке в пурпурном одеянии и сверкающей диадеме, украшавшей её голову. Все расступились, и девушка осталась одна посреди зала.

Появился царь Ирод в ярком наряде, подхватил блюдо и передал его красавице с диадемой на голове. Иисус присмотрелся к тому, что было на блюде – и вздрогнул, это была голова Иоанна.

Через мгновение видение погасло, закатная заря потускнела, и горизонт стал затягиваться плотной дымкой.

«Что это было и как все понимать, где Иоанн и что с ним?» – спрашивал себя Иисус, но ответа не было.

Две милых дамы – лучше, чем одна

Вечером я вышел на набережную, прогулялся у моря, постоял у места, где художники рисовали портреты желающих, там была и Бруклицына. Увидев меня, приветливо махнула рукой.

После нашей горячей встречи у неё на квартире, мы больше не встречались. По утрам я сам гримировался и выходил в люди. А почему больше не подошел к Марине, не знаю, было, какое-то непонятное ощущение неуюта.

Это, наверное, из той оперы, что имела в виду французская писательница Жорж Санд, когда говорила: «Я всегда считала себя порядочной женщиной – у меня никогда не было двух любовников одновременно». Вот и у меня раньше ничего похожего не было, и, наверное, вот эта самая мораль и проявилась.

Можно было бы и еще чего-нибудь придумать на этот счет, типа стало стыдно, неудобно, только все это будет ерундой. Если честно, то в глубине души мне нравилось моё положение.

Если же говорить более конкретно, то две любовницы всегда лучше, чем одна. И, потом, каждая из этих женщин была хороша по-своему, и я бы с удовольствием продолжил с ними общаться двоими, только как это сделать, еще не решил. Вот и крутился, не зная, с какого боку подойти к этой проблеме.

Аллочка – этакий контрабасик с роскошной грудью, была покладиста, лишних вопросов не задавала, получала удовольствие от общения и всего прочего. Искренне радовалась бесхитростным вещам, смеялась любой шутке. В общем, была из той породы женщин, что не заморачиваются по пустякам, легки в общении и вообще приятны во всех отношениях, хотя и себе на уме.

Что касается Марины, то здесь все было несколько иным. Она была талантлива и прекрасно это понимала, что, несомненно, влияло и на её самооценку, и с подобным надо было считаться.

А еще в ней чувствовался потенциал нерастраченных чувств и эмоций. И хотя она старалась не сдерживаться, продемонстрировав это в тот памятный вечер, однако подобное, все же было только демонстрацией, идущей больше от разума.

И хорошо, если я ей хоть чуточку нравлюсь, а не только сработало ущемленное самолюбие – почему с подругой, а не со мной?!. Но, возможно, что я тут и заблуждаюсь, и накрутил лишнего?

Тогда посмотрим на все это и со стороны…

И так, кого и как дамы любили раньше, чем это закончилось, и что они чувствуют сейчас, вот вопросы, на которые мы и постараемся ответить. Начнем с Марины. Здесь все довольно просто. В детской художественной школе ей нравился учитель рисования, который заметив её способности, всячески поддерживал, ставил в пример и это внимание и благодарность к нему переросли для неё во что-то большее.

Она думала о нем, его прикосновения были волнительны, и она краснела. Но потом он уволился, а Марина поступила в художественное училище, где сначала особо никого и не выделяла. Встречалась с некоторыми ребятами, ходила в кино, на вечеринки, где и к ней особо никто не приставал и не домогался.

Был один рыжий Жора, который крутился возле неё, а однажды зажал в темном месте, стал хватать за грудь и пытался залезть в трусы. Сначала Марине было интересно и немножко приятно. Но его терпкий пот, а Жорик пыхтел и основательно взмок, отбил всякую охоту продолжить эксперимент. И она резко выкрутилась, поддав слегка коленкой ему между ног, где из штанов торчало и тыкалось ей в бедро горячее, живое и нехилое его достоинство.