Или это была жизнь? Чёрт её знает. В любом случае — было так хорошо, что я вознеслась к небесам… А потом резко грохнулась башкой об лифт, когда меня спросили с ехидцей:
— Ну что? Доказал, что не педик?
— Чего?.. — просипела я, вытирая слёзы с глаз. Мощный был оргазм, раз даже прослезилась.
— Того. Хорошо же тебе было?
Я несколько секунд смотрела на расплывающийся силуэт соседа, пытаясь понять, о чём он вообще говорит.
Потом вспомнила.
Вздохнула.
Все мужики — придурки. Не знаю, есть ли такая примета, но если нет, срочно надо включить в список.
— Там в пакете с мандаринами салфетки есть…
— Чего? — теперь уже удивился сосед. Хотя, если подумать, что тут удивительного-то?
— Салфетки. Влажные. Давай сюда.
— Зачем? — Я уже открыла рот, чтобы сказать «за надом», когда этот дятел протянул: — А-а-а, понял…
— Я счастлива.
Через секунду я вытирала живот, а мой сосед по тюрьме в это время залезал в карман куртки за мобильным телефоном.
— Через пятнадцать минут Новый год. Я же говорил — не успеют…
— Я в этом и не сомневалась, — проворчала я, выкидывая салфетки в угол. — У меня там минералка есть. Можно распить.
— Да? — сосед оживился. — А у меня ничего нет, кроме ёлки.
— Ёлка — тоже нужная вещь, — утешила его я, окончательно оделась, встала и, достав из пакета шарик, торжественно повесила его на дерево. — Вот! Ну красота же, скажи? Неописуемая.
Он промолчал.
Наверное, не согласен. Ну и ладно!
9
Мармышка была настолько невозмутима, словно между ними тут сейчас ничего не происходило. Сначала спокойно вытерлась, потом повесила на его ёлку какой-то дурацкий шарик, и вот теперь протягивала Андрею бутылку минералки, второй рукой сжимая мандарин.
— Открывай.
И, плюхнувшись в угол на свою куртку, начала его чистить. В лифте сразу запахло цитрусами… вкусно так запахло.
— А мне можно?
— Бери, — махнула рукой на пакет. Андрей отдал ей открытую минералку, достал два мандарина и тоже сел на собственную куртку. М-да, и ведь стирал только на прошлой неделе…
— Как тебя зовут?
Услышав этот вопрос, соседка подняла голову от мандарина, который старательно разбирала на дольки, и усмехнулась.
— Ёпсель мопсель…
— Чего-чего?..
— Да ничего. Секс не повод для знакомства, говорю.
Андрей опешил.
— Э-э-э…
— Ну, — она вновь усмехнулась и сделала глоток минералки. — Ты ж на меня полез, не спрашивая имени. И теперь оно зачем? Потрахались, дождёмся освобождения из этой тюрьмы и разойдёмся. Что в имени тебе моём, оно умрет, как шум печальный волны, плеснувший в берег дальний, как звук ночной в лесу глухом, — продекламировала торжественно и протянула ему бутылку. — На, товарищ по несчастью. Знала бы, шампусика купила, всё веселее.
Бесит. Ни одна девушка Андрея так не бесила, как эта.
— Тебе жалко, что ли?
— Почему жалко? Вон, жуёшь мой мандарин, минералку мою пьёшь. И трахнул только что. Имя-то зачем?
Бесит.
А глаза-то зелёные, оказывается…
— Ясно, — Андрей прислонился к стене лифта и постарался сказать как можно более язвительным голосом: — Я понял. Ты вот так с незнакомцами постоянно трахаешься. Анонимно. А в лифте впервые, или был уже опыт?
Взглядом мармышки можно было резать, колоть и потрошить.
— Был, разумеется, — протянула она ласково-угрожающим тоном. — Я так каждую неделю катаюсь, застреваю и трахаюсь. Вместе с мандаринами, минералкой и ёлкой. С ними веселее.
И пока Андрей думал, как бы ещё её подколоть, мармышка достала из кармана джинсов телефон и, вздохнув, сказала:
— Всё, полночь. Ну, типа, с Новым годом тебя, соседушка. — Она сделала глоток минералки и протянула её Андрею. — Держи. Жаль, чокнуться нечем…
Чокнуться ей нечем… Да она и так чокнутая.
10
Я, конечно, сама виновата — не остановила его вовремя. Но, ёпсель мопсель, обидно же! Меня никогда не трахали, словно какую-то вещь. Да ещё и не зная имени.
Почему-то вот это было обиднее всего.
Скорее бы выйти из этого лифта и забыть всё, как страшный сон. Вон, уже и на улице кто-то что-то взрывать начал… Бедный Альфонс, он же с ума там сейчас сойдёт!
— Говорят, как Новый год встретишь, так его и проведёшь, — задумчиво пробурчал сосед, и я скривилась. Ещё один… приметчик.
— Забудь эту ерунду. Вряд ли ты проведёшь весь год, сидя в лифте. Насколько бы бухими не были те, кто должен нас отсюда вытащить, максимум через сутки они очухаются.
— Через сутки на одних мандаринах мы сдохнем.
— Через сутки народ, живущий в подъезде, захочет воспользоваться лифтом. По правде говоря, я удивляюсь, как ещё не захотел… Домоседы все какие-то.
— Видимо, пассажирский не застрял, — сосед пожал плечами. — Им и пользуются. А может, и правда ещё пока все дома пьют и едят.
Раздразнённый мандаринами желудок жалобно заурчал. Я вспомнила об оставленной в холодильнике «мимозе» и тоскливо вздохнула.