Однажды в Париже

Мой гнев рассеялся. Я уже предвкушала свое торжество. Через неделю я буду знать слабые места этой Аньес не хуже, чем то, что у меня лежит в кармане. И поскольку на ложь я не имею права, я буду играть с истиной, как клоун играет в серсо [96]. Оливье, не столь склонный к мечтаниям, попытался остудить мой пыл:

— Делайте что хотите, но только не впутывайте меня в свои интриги. В особенности действуйте скрытно. И не начинайте ничего, пока самолет с другим дурачком не поднимется в воздух. И не стройте больших иллюзий. Если эта девка хочет содрать с Брюса шкуру, она ее получит. Дым может рассеяться, а пепел остается. Если дело разразится, то Брюс спечется. Такова жизнь, и тем лучше: это партия в шахматы. Пешка может съесть короля. Если же вы собьете пешку щелчком, браво. Вы, может быть, даже получите за это премию в конце года. А сейчас расчищайте территорию. Отправьте Брюса в его прерии и постарайтесь отменить заказы на рекламу его второго концерта в «Берси». Одного будет достаточно, если он продержится до этого времени. До новых указаний не ставьте больше ни су на этого жеребца.

За десять дней до этого перед Брюсом расстилали красную ковровую дорожку. Теперь его выпроваживали через служебный вход. Мне следовало бы возмутиться. Но, к счастью, у меня не было на это времени. Я мужественно повернулась и отправилась в свой офис. Прежде всего, чтобы объявить Брюсу, что он улетает сегодня вечером. Чудесный сюрприз: Брюс не спорил. Поскольку он летел на американском самолете и в первом классе, все его устраивало. Вот уже два дня он просто бродил по авеню Монтень; пора было возвращаться и заниматься шопингом на Мэдисон-авеню. Осторожно я спросила его, сопровождает ли его Аньес. Ответ: нет, она еще не получила визы. Прекрасно, лимузин подъедет за ним к «Бристолю». Пусть не забудет при отъезде оставить здесь свой мобильный телефон. Как только узнаю больше об условиях его концерта в июне, сразу позвоню ему в Нью-Йорк. И все. Когда я повесила трубку, я чувствовала себя восстановившейся. Все шло слишком гладко. И это было только начало. Колесо фортуны еще продолжало крутиться. Потому что дальше меня ждал настоящий подарок. Его имя Эдмон, персональный шофер Брюса во время его пребывания в Париже. Он сразу же ответил по мобильнику и через полчаса был уже у меня в кабинете.

Не знаю, как устраиваются эти парни, которые зарабатывают сущие гроши, но вид у них всегда более элегантный, чем у патронов, которых они возят. Серый костюм, серая рубашка и черные ботинки, начищенные до блеска, — у Эдмона был вид парня с рекламной картинки «Гермес». Как правило, едва эти шоферы-охранники открывают рот, под одеждой топ-менеджера обнаруживается гризли, как чемодан без ручки. Но бывают исключения. Эдмон был вьетнамец, приехавший в Париж три года назад, и его ум совсем не был горсткой риса, далеко нет. В своем роде он был действительно хитрецом. Он только что провел первую половину дня с сыном кувейтского принца.

— Парень 16 лет, — доложил Эдмон. — Его мать поручила мне отвезти его за покупками. Мы поехали в фирму «Ягуар». Он купил себе открытую машину. Потом мы поехали в «Вирджин». Он приобрел там сотню дисков с видео. Мне даже не предложил выбрать себе один-два. У этих арабов нет никакой элегантности. Все им должны. В один прекрасный день они потребуют, чтобы ресторан «Максим» стал рестораном шиш-кебаб…

Ай, ай, ай… Наши вьетнамцы не любят наших арабов. Однако нечего было мне вступать в дебаты по этому поводу. При этом у меня появилась уверенность, что я что-то узнаю от него. И я не ошиблась — Эдмон рассказал мне, что мать принца спит с консьержем отеля «Ланкастер», в котором они остановились:

— Именно поэтому каждое утро в 10 часов мальчик должен куда-нибудь отправляться. В прошлом году у нее был роман с парикмахером. А ее сестра пристает ко всем горничным. Как только они выходят из дома, они надевают чадру, чтобы показать свою скромность, но в отеле они быстро юбки задирают.