Однажды в платяном шкафу

– А что насчет больших пальцев мистера Льюиса? Что, если бы они были самые обыкновенные?

Он замолчал: наверное, подумал о своем сердце, не таком, как у всех.

– Что, если бы у мистера Льюиса большие пальцы были идеальными?

– Не знаю, – ответила я Джорджу. – А что, если бы он был лучше сложен, был крепче и никогда бы не болел? Начал бы он тогда рисовать и сочинять истории, пока бродил по залитым солнцем коридорам и сидел в пыльной комнатке на чердаке, потому что на улицу ему было нельзя? Может, и не начал. Может, тогда он гулял бы с другими детьми, никогда бы не создал Зверландию, а потом и Самшит. Не уверена, что Нарния своим возникновением обязана именно негнущимся большим пальцам. Но вообще это мысль любопытная, и мистер Льюис тоже ей задавался.

– Тебе удалось прочитать что-нибудь о Самшите?

Я покачала головой.

– Мистер Льюис редко перечитывает свои произведения, но иногда все же просматривает старые тетради и рисунки, восхищается тем миром, который они вместе с братом создали в детстве. После смерти отца они с Уорни вернулись в Литл Ли и простились со всеми своими игрушками с чердака, закопав их в саду. Но часть рисунков все-таки оставили. Позднее, когда Джеку было уже двадцать восемь, он написал целую энциклопедию, чтобы рассказать все о Самшите.

Лицо Джорджа помрачнело.

– Больше они ничего не сказали? – спросил он, глядя в окно.

– Есть еще одна история, но ей займемся после обеда. Ты же помнишь, что меня поймали, как воришку, когда я пряталась на их территории? Удивительно, что они вообще чем-то со мной поделились. Но они ждут меня на чай в понедельник. Не забывай, братишка, – ответила я, взъерошив ему волосы, – у меня скоро экзамены. Я не могу целыми днями сидеть у мистера Льюиса. Мне нужно заниматься, а ему – читать лекции, давать уроки и проставлять отметки.

– Знаю, – сдался Джордж. – У вас там совсем другая жизнь, все время что-то происходит. Не то, что у нас дома. Но, может, начнешь ту вторую историю? Хотя бы совсем капельку?

Я поцеловала его в щеку.

– Тогда вот тебе то, что мистер Льюис сказал перед началом следующей истории: «А потом все изменилось».

– Вот это ход! Ну и как теперь я засну? Умеет мистер Льюис заинтриговать! – засмеялся Джордж.

Тут в комнату вошла мама с подносом, на котором стояли три чашки и чайник с узором из желтых цветочков. Ее каштановые волосы стали чуть длиннее, а прядка над ухом поседела. Мама еще совсем молода, ей всего сорок, у нее не должно быть седых волос. Заметив темные мешки у нее под глазами, я задумалась, когда она в последний раз по-настоящему высыпалась. Ее милая улыбка скрадывала всякую усталость, а мелодичный голос всегда поднимал всем настроение. Папа по-прежнему был от нее без ума. И я знала почему: она излучала такой свет, который был заметен каждому.

– Над чем смеетесь? – поинтересовалась мама, водрузив поднос на стол, уставленный пузырьками с лекарствами. На нем бы лежать учебникам и тетрадям… Увы, Джорджу выпала иная участь.

– Над мистером Льюисом. Как он ловко поймал Мэгс на крючок! На самом интересном остановился, а потом позвал на чай. Значит, скоро ко мне пожалуют новые истории.

Мама строго посмотрела на меня, словно предупреждая, что мне следует быть осторожней со всеми этими выдумками.

– Эти истории – чистая правда, – объяснила я, потянувшись за чашкой и вспомнив страшно крепкий чай, который пьют в Килнсе. – Я задала мистеру Льюису и его брату вопрос, который так волнует Джорджа. Он не ответил прямо, но поделился двумя историями из жизни и попросил передать их ему. Обещал в следующий раз поведать что-нибудь еще.

Мама покачала головой.

– Не растрачивайте попусту время бедного учителя. И свое тоже. Нарния – это всего лишь плод воображения, просто детская книжка. Красивая история, чтобы занять Джорджа. Нельзя же так докучать занятому человеку.

Джордж откинулся назад и провалился головой в подушки.

– Нет, мама. Это не так. Все не так просто.

– Что ж, мой дорогой мальчик, иногда простые ответы – самые правильные.

– Тут кроется нечто большее. Я уверен в этом, – решительно заявил Джордж и вдруг зашелся в приступе жуткого кашля. Мы с мамой принялись похлопывать его спине, пока кашель не стих. К той минуте, когда Джордж наконец глубоко выдохнул, кончики его пальцев уже приобрели синеватый оттенок, а губы словно исчезли с лица – настолько они обесцветились.

– Мэгс, – никак не унимался Джордж, – мистер Льюис не рассказывал, ему сложно было придумывать Самшит? И Нарнию? Ты… ты не заметила? Ему было столько же, сколько сейчас мне, когда он написал сказку про короля Кролика. Ему было столько же, когда он создал совершенно новый мир из кусочков нашего мира, и он тоже в это время болел!