Однажды в Пушкарёвом

– Не знаю. Сюда вещи старые все жильцы несут: у кого что лишнего в квартире есть, или что сломалось – на чердак сваливают. Дворник, наверное, потом забирает или старьёвщика сюда зовёт… Да хватит вам с вопросами приставать! Давайте уже начнём, что ли?

– Сначала кулебяку и яблоки покушаем, – предложила Маня. Я пока буду делить на всех, а пусть кто-нибудь на бумаге буквы рисует.

– Пусть Шурка рисует, а вы, мальчики, блюдце скребите, чтобы до шершавого пятна дошло. А я свечки буду зажигать, – скомандовала Катя.

Через четверть часа ребята образовали на полу тесный полукруг; остатки угощения были завёрнуты в бумагу и отложены на матрас. Медиумом избрали Катю, которая была на год старше всех собравшихся и вообще имела все права хозяйки.

– Кать, а кого мы вызывать-то будем? – спросили Шура, дожёвывая яблоко. – Ты ещё днём на катке сказала нам, что у тебя мысль какая-то появилась.

– Так вы же мне сами всё рассказать по порядку не даёте: то матрасы, то кулебяки… Про этот дом существует одна легенда. Я лично в неё верю. Вот слушайте. Этот дом когда-то принадлежал одному очень богатому купцу. Фамилия его была Смирнов. И был он не просто нечестный человек, а самый злющий и жадный в этом переулке… И было у него пять дочерей, пять родных сестёр. Вот однажды все эти барышни очень крепко поссорились со своим отцом. Прямо на всю жизнь поссорились! Никто не знает, какая кошка меж ними пробежала, но их никто не мог помирить. Жена этого купца ушла от него – вот какой он злой был! А потом на этом самом чердаке люди нашли двух мёртвых сестёр, а три другие пропали. Все были уверены, что папаша их всех убил… Ну, или они сами себя… А купец этот потом прожил совсем мало, потому что от горя с ума сошёл и его в больницу психопатическую увезли. Вот это и есть та самая страшная история, которую мне кухарка рассказала.

– Погоди, Кать, ты хочешь сказать, что вот на этом самом чердаке они и умерли? – спросил Алёша.

– Прямо на этом.

– Прямо здесь?!

– Вы глухие? Я же сказала: прямо здесь.

– Вот на этом самом матрасе? – прошептала Маня.

– На этом – вряд ли, потому как он здесь недавно лежит… А может, даже и на этом. Вы что забоялись-то? Чего все угрюмые сидите? Сейчас вызовем этих сестёр и расспросим их. Именно это я и хотела вам сегодня предложить на катке, – спокойно заключила Катя.

– Катечка, давай лучше жену Наполеона, – взмолилась Шура.

– Нет, на жену Наполеона я не согласна. Про них книжек много написано. И никакой тайны тут нет. Хватит сопли распускать! Ставьте все пальцы на блюдце – я вызываю сестёр Смирновых, ясно?

Катя встала в полный рост. Закрыла глаза. Подняла лицо к потолку. Картинно подняла руки. И грозно произнесла:

– Придите, сёстры! Я вызываю вас всех! Хочу знать правду о вас!

Катя замолчала, но сохраняла позу. Она ждала какого-то сигнала, какого-то знака присутствия хотя бы одной из сестёр… Ну, или кого-нибудь… Она так верила во всё затеянное, так хотела оставаться властительницей умов своих младших друзей, оставаться авторитетом, старшей…

– Катя, блюдце поплыло, – с ужасом прошептала Маня. – Смотри, по-настоящему плывёт. Само, Катя, само!..

– И что же оно отвечает? – грозно продолжала Катя, не выходя из образа.

– Буквы, Катя… П-И-С-М-О, – медленно ответила Шура.

Катя опустила руки и посмотрела на сидящих:

– Правда, что ли? Не врёте?

– Да, Катька, мы сами видели: П-И-С-М-О! – хором закричали мальчишки.

– А мягкий знак был? – с недоверием спросила Катя.

– Мягкий знак мы забыли вписать в круг, – пояснила Маня, – Но ведь здесь и так всё понятно, да?

Катя не успела ответить: все десять свечных огарков, заботливо расставленных ей на полу вокруг компании, разом погасли. Наступила кромешная тьма. Небольшое полукруглое чердачное окошко, обращённое во двор, не давало никакого света со стороны зимнего вечернего московского неба. Заскрипели половицы. Со всех сторон подул очень лёгкий прохладный ветерок. Было похоже на сквозняк, едва уловимый. Потом наступила абсолютная тишина. И под полом, то ли под самыми досками, то ли этажом ниже, в той самой зале, еле слышно прозвенел колокольчик, и послышался тонкий женский голос, напевающий какую-то песню. Слова её даже приблизительно разобрать было невозможно. Дети не могли ни открыть рта, ни сделать ни единого движения: казалось, страх превратил их в восковые фигуры. Потом и песня, и колокольчик стихли. Первым пришёл в себя Сергей.

– У меня есть спички в кармане и запасной огарок. Девчонки, отомрите, сейчас будет светло.

Сергей не успел зажечь спичку, как люк в полу, через который они пролезали на чердак, с силой был откинут чьей-то рукой, принеся в чердачное пространство неяркий свет с лестничной клетки.

Маня и Шура завизжали.

У Кати перехватило дыхание, но через секунду она уже радостно кричала:

– Ребята, это же наш дворник!! Наш дворник, миленький, хорошенький! Если бы Вы знали, как мы Вам рады!

– Барышня, что Вы тут чудите? Да Вы ещё и не одна? А ну, как сейчас всё маменьке Вашей донесено будет, а? Брысь отседова, молодёжь! Ключи, небось, без спросу взяли?