Однажды в России

В ящичке было не меньше двухсот икон. Не выпуская из рук лупы, Тизенгауз быстро рассортировал иконы с учетом периода изготовления и степени сохранности, а уж затем, пристально вглядываясь в наиболее ценные, отобрал двадцать четыре экземпляра.

- Пожалуй, я мог бы взять эти, если сойдемся в цене. Сколько вы за них хотите?

- Сейчас погляжу, прикину, - сказал Коростовцев, оседав переносицу роговыми очками. - "Положение во гроб", "Иисус в терновом венце", "Моление о чаше", "Саваоф", "Спас Вседержитель", "Тайная вечеря", "Евангелист Лука", "Несение креста", - медленно перечислял он сперва благожелательным, а потом осуждающим тоном, после чего поднял очки на лоб. - Андрей Святославович, креста на вас нету, право слово. Без ножа меня режете. Я же уговорился с директором Суздальского музея отдать все оптом, а вы... Эдак вы, милый мой, сорвете мне выгодную сделку.

- Трофим Трофимович, будем рассуждать здраво, - примирительно сказал Тизенгауз. - Каждая вещь имеет свою цену, поэтому...

Андрей Святославович не закончил фразу и испуганно обернулся, потому что дверь смежной комнаты шумно отворилась и в зал впорхнуло странное существо в пестром халатике, надетом на голое тело, и в тапочках с помпончиками на босу ногу. У существа были желтые всклокоченные, обесцвеченные перекисью волосы и серьга в ухе, а в руке оно держало половинку очищенного апельсина.

- Папульчик, открой ротик, - капризным тоном потребовало существо. Слопай витаминчик.

Трофим Трофимович покорно раскрыл рот, куда существо грациозным жестом вложило дольку апельсина. Затем оно на балетный манер повернулось вокруг своей оси и, заметив постороннего, пропело хриплым контральто:

- К нам приехал наш любимый... Здрасьте, дяденька!

- Здравствуйте, девушка! - не сразу отозвался изрядно опешивший Тизенгауз.

- Что, батя, опупел? - двумя тонами ниже произнесло существо. - Ну ты даешь! - И с оскорбленным видом удалилось за дверь, тяжело ступая жилистыми ногами.

"Они же педерасты! - запоздало прозрел Тизенгауз. - А я сдуру принял его за женщину!"

- Шалун, право слово, - нервно заметил Коростовцев. - Молодежь, какой с нее спрос?

Андрей Святославович предпочел отмолчаться и, чтобы скрыть смущение, достал из кармана пачку "Примы". Трофим Трофимович тотчас последовал его примеру, с той лишь разницей, что отдал предпочтение папиросам "Беломорканал".

Когда Тизенгауз в какой-то мере оправился от шока, выяснилось, что, воспользовавшись его растерянностью, Коростовцев с умыслом перемешал эмали. Пришлось восстанавливать статус-кво, после чего разгорелся торг, долгий и муторный, где стороны попеременно то сближались в ценах, мало-помалу уступая одна другой, то снова возвращались на исходные рубежи, чтобы начать процедуру чуть ли не с нуля. В итоге часа через два взмокший от пота Тизенгауз получил в свое распоряжение десять редких, прекрасно сохранившихся икон конца восемнадцатого - начала девятнадцатого века и еще четырнадцать похуже, менее старых, но в сносном состоянии, отсчитав за все 2510 рублей.

- Трофим Трофимович, еще раз подчеркиваю, что эмали взяты мною для обмена, так что, само собой разумеется, в течение месяца сделка может быть аннулирована, - сказал Тизенгауз, передавая деньги из рук в руки. - Согласны?

Таков был неписаный обычай, издавна принятый в кругу коллекционеров. А напоминал он об этом лишь потому, что скользкий по натуре Коростовцев в случае чего мог выкинуть фортель, сказав "я не я, и лошадь не моя".

- Могли бы не повторять, - недовольно проворчал Коростовцев. - Кого ни спроси, любой скажет, что слово мое - кремень...

Выйдя на улицу в четвертом часу пополудни, Тизенгауз с облегчением перевел дух. Наконец-то он вырвался из затхлого гомосексуального гнездовья, причем не на щите, а со щитом, победителем: в кейсе, бережно проложенные газетами, покоились две дюжины ростовских икон, открывших ему дорогу к обладанию полной серией нефритовых обезьян!

В этот миг торжества осмотрительный в тратах Андрей Святославович не думал о том, что у него на сберкнижке, откуда утром, перед поездкой к Коростовцеву, он снял две с половиной тысячи, оставалось всего одиннадцать рублей с копейками.

39. ЧЕРЕДА НЕОЖИДАННОСТЕЙ

- Такой опмен меня не устраифает, - заявил Витас, закончив осмотр последней из икон. - Я пойту, у меня много тел.

- Почему, Витас? - удрученно промолвил Тизенгауз, вглядываясь в непроницаемое лицо учителя из Паланги. - Мы обо всем договорились, я свои обязательства выполнил, а теперь вы без достаточных оснований...

- Не нато меня угофарифать.

В середине субботнего дня они сидели друг против друга на кухне, в квартире Тизенгауза, а между ними, на столе, облицованном светлым пластиком, ровными рядами лежали две дюжины икон на эмали.

- Я не уговариваю, а констатирую факт нарушения договоренности.

- Опмен - тело топрофольное.

- Принцип добровольности я не оспариваю, - заметил Тизенгауз. - Но не вижу объективных причин для отказа.

- Мне не нушны плокие эмали. Нушны корошие.