Однажды в СССР. Повесть вторая: «Как верили в себя...» (СИ)

Первые отступления от плана начались уже в дельте Ориноко, часть груза была передана представителям племени варрау и как я заметил, отнюдь не задаром. Белые люди продолжали свой извечный бизнес, но уже не на уровне бус и тряпочек, а вот брали у аборигенов все тоже: в небольших, но тяжелых мешочках. Поэтому я не удивился, когда геологи, инженеры, матросы буксира, как я потом узнал — все исключительно баски, вооружились до зубов. Мне достался привычный по училищу карабин Симонова и кольт М1911 в открытой кобуре, как сказал Маркиз:

— Здесь, белому человеку, без оружия нельзя. Не поймут.

Я поражался энергии и работоспособности моего Учителя, человека почтенного возраста, который все успевал. В том числе, заниматься мной. Он лично показал, как ухаживать за оружием во влажном климате сельвы и обязал меня тщательно чистить выданное оружие и постоянно тренироваться в его приведении к боевому применению. Особенно пистолета. Да я и не отлынивал от тренировок с этими смертоносными мужскими игрушками. Пришлось немало пострелять, привыкая к оружию. Сам Маркиз стрелял виртуозно, как из своей английской снайперской винтовки, так и из армейского кольта.

Вот таким образом начался мой рейс, протяженностью более 1000 км вверх по Ориноко — с оружия, золота и алмазов. Как я позже понял, меня призвали не только как спеца, но и из соображения равновесия между венесуэльцами и басками, слишком большие куски пирога ожидались в результате этого вояжа.

Лоцманом у нас был местный абориген с явно выраженными негроидными чертами лица, не говоря уже о цвете кожи. Реку он знал отлично и ее фарватер был у него в голове на всем протяжении нашего маршрута. А так как, осадка у буксира была чуть более метра, а у плашкоутов и того меньше — мы шли по реке круглосуточно. Днем наш речник отсыпался в подвешенном на палубе гамаке, а ночью сам вставал к штурвалу судна.

Венесуэльцы расположились на плашкоутах и выполняли обязанности шкиперской команды. Однако не только… Я в деталях видел, в свой штатовский морской двенадцатикратник, как они оборудовали для двух ручных пулеметов стрелковые ячейки на плашкоутах. Серьезные ребята. Страха у меня не было и когда Маркиз испытующе смотрел на меня, то я ему успокаивающе улыбался. Это было настоящее Приключение и моя авантюрная натура лишь чуть-чуть беспокоилась о его последствиях.

Через три дня на нас напали. Ранним утром я сменил индейца Джо, нашего лоцмана, у штурвала и не успел он утихомирится в своем гамаке, как с плашкоутов подали сигнал тревоги. Я его тут же продублировал ревуном буксира и оставив штурвал заскочившему в рубку лоцману, ринулся на корму. Там было мое место согласно боевому расписанию, рядом с ним уже устанавливали ротный пулемет два баска, а по левому борту устраивался со своей винтовкой Маркиз. И вовремя, стартовавшие с правого берега четыре надувные десантные лодки уверенно догоняли буксир и обходили его с двух сторон. А со стороны плашкоутов уже раздавались звуки интенсивной стрельбы.

— Внимание, всем! Открывать огонь только по моей команде. Николай, твои цели слева. Себастьян, действуешь по обстановке. В лодки, специально, не стрелять — они секционные и движки на них мощные. Несколько раз успеют нас достать, пока затонут. — Спокойно и обстоятельно говорил Маркиз.

Скорее всего, он успокаивал меня. Я же Знал, что все окончится хорошо, а потому был спокоен и по команде стал стрелять с упора, мешка с песком. Стрелял спокойно, как по мишеням и старался попасть в рулевого лодки вырвавшейся вперед. И попал, уже со второго выстрела. Дальнейший исход боя решил пулемет Себастьяна, в результате две лодки затонули на фарватере, а еще две отстали. Кровожадные венесуэльцы утопили все нападавшие с носа лодки, как сказал их командир, сеньор Федерико:

— Не ожидали колумбийцы такой плотности огня от мирных речников, — и злорадно усмехнулся, ну совсем как мирный гражданский человек. — Даже ответного огня, толком, открыть не смогли. Бандитос.

Однако, пару пробоин в рубке мы получили, но к счастью все обошлось. Пока и я почему-то был уверен, что это еще не вечер, так сказать.

Вечером, в мою вахту, Маркиз поднялся в рубку и откровенно поговорил со мной:

— Я смотрю, Николай, что ты совсем не озадачен случившимся.

— Нет, Учитель, я мечтал о романтике южных морей и вот она… В полный рост, — пошутил я.

— Ну и хорошо, а то я почувствовал себя виноватым, — ухмыльнулся Маркиз.

— И как вы дошли до такой безмятежной жизни на родине предков, Михаил Игнатьевич?

— Все просто, если в Союзе без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек. То в капиталистическом мире эти бумажки зеленые и называются долларами. А они, имеют свойство, быстро тратиться. Семья, родня, обязательства перед своим народом… И вот я в опасном деле, вспомнил молодость и еще, невольно, тебя втравил.

— Значит, я опять буду вам должен, — заржал я.

— Да, ты все такой же… Колян Псих, — парировал Маркиз. — Тебе бы в флибустьеры.

А шо, какие наши годы… — схохмил я.

И больше душещипательных разговоров мы не вели. Не время, не место и люди не те.