Однажды в "Знамени"...

Но сейчас-то я о «Знамени», а не о «Новом мире» рассказываю, а то бы еще принялась говорить, как, по совпадению, что ли, после ухода Твардовского из «Нового мира» у меня нигде и ничего хорошо не складывалось — повсюду прекратили печатать аж до 1987 года.

Так как же случилось, что я пила кофе с конфетами «Каракум» в кабинете Натальи Борисовны Ивановой, где собралась вся редколлегия? Правда, я поначалу упиралась: мол, подожду в коридоре. Так как кофепитие было деловое.

Однажды мне позвонила Наталья Иванова: «Инна Львовна, в десятом номере мы печатаем эссе вашей дочери. Что же вы нам никогда не говорили, что Елена Макарова продолжает писать прозу?». Я стала что-то бормотать насчет того, что неудобно предлагать журналам произведения своей дочери. Иванова ответила: «Поскольку Лена сейчас живет в Иерусалиме, будьте представителем. Как что напишет — показывайте нам».

Так что, став представителем, я спустя год передала «Знамени» роман Лены «Смех на руинах». И когда Лена приехала в Москву, я, уже зная, что роман принят, но есть разговор, разволновалась и отправилась вместе с ней солнечным июньским днем в редакцию — мол, тепло и светло, подожду в коридоре. Не терпелось узнать, что за разговор. Но меня пригласили присутствовать, и я была счастлива. Ибо мою Макарову хвалили, однако предлагали ей сделать «журнальный вариант» романа так, чтобы он поместился в двух номерах. На самом деле задача для автора оказалась не из легких, но я пила кофе с «Каракумом» и легкомысленно пребывала на воздусех. Тем более что в присутствии Евгении Кацевой, Елены Холмогоровой и Елены Хомутовой и даже при заглянувшем на минутку редакторе Чупринине похвалы перепали и мне. И не только как матери Макаровой. Руководство в лице Натальи Ивановой предложило: «Давайте, как-нибудь опубликуем Инну Лиснянскую в одном номере с Макаровой под заголовком „Дочки-матери“». Так, смеясь и улыбаясь, редколлегия сообща с автором и незадачливой мамашей пила кофе и прикидывала, как наилучшим образом, не нанося ущерба пятисотстраничному произведению, сократить его текст эдак страниц на 150. Кто его знает, может, у нас и на более верхнем верху вот так, за чашкой кофе или за рюмкой, весело решаются куда более серьезные дела, чем художественный вымысел? Все, что возможно ернически измыслить, — возможно в жизни. Однако выше, чем однажды в «Знамени», я не подымалась.

Это теперь, когда мы с Липкиным стали жить в Мичуринце по соседству с зам. главного редактора «Знамени», я могу запросто прийти к ней и попросить чашку кофе — вкусно варит. Соседи — это уже другая история. Соседи иногда ближе, чем отдаленно живущие родственники, о чем я однажды написала в своей повести «Величина и функция», которую и напечатало «Знамя» еще до того, как я засоседствовала с Натальей Ивановой.

А в 1987 году мы с Семеном Израилевичем жили в «Красновидове» в одном доме с Владимиром Лакшиным, он работал зам. главного редактора «Знамени». А редактором был Бакланов. Я тогда еще не была после своего выхода из Союза писателей там восстановлена, но однажды за добрососедской чашкой кофе Лакшин предложил мне отобрать несколько стихотворений, исключительно лирических, без всяких там аллюзий. И вот уже как бы по соседству (читай по знакомству) состоялась после десятилетнего перерыва моя первая публикация в «толстом» журнале. Своим полным отсутствием гражданской позиции эта знаменская публикация мне, пожалуй, дороже всех прочих, с примесью этой самой позиции.

Я, признаться, — изрядная хвастунья. И именно поэтому я чужими стихами хвастаю гораздо чаще, чем своими, и досаждаю иногда редакциям. Потому что скажи, чьи стихи тебе нравятся, и мы поймем, кто ты. Так однажды, когда Кублановский жил еще в эмиграции, я предложила «Знамени» его, присланные мне, стихи. Ура — напечатали! Так однажды мы с Липкиным порекомендовали журналу «Знамя» молодую поэтессу Эллу Крылову, которую высоко ценим. Напечатали! И теперь нет-нет я по телефону досаждаю заведующей поэзией Ольге Ермолаевой, — чего это они давно Крылову не печатают? А однажды я все ждала своей публикации, а ее все откладывали и откладывали. Честно говоря, я удивлялась по той ничтожной причине, по какой некоторые стихотворцы удивляются: почему отложили, разве мои стихи хуже тех, что и в этом номере напечатаны? Хуже — всегда можно найти, нет, выискивай то, что лучше! И однажды, в очередной раз заглянув в очередной номер журнала, я позабыла обиду и набрала телефон Ермолаевой: «Ольга Юрьевна! Какая радость! Я прочитала стихи незнакомой мне Светланы Кековой! Замечательные стихи! Куда мне! Сегодня я счастлива, что вы меня перенесли в неизвестно какой номер!».