Одни сутки войны

Паренек уже пришел в себя, уже внутренне восстал против всего того противоестественного, чего он не видел в кино и о чем не читал в книгах, и заорал — исступленно, и потому визгливо:

— Раненый тут! Понимаешь, дурак? Раненый!

— Ну и что, что раненый?! — взорвался шофер. — Сзади санитары! Подойдут! А ты вперед шагай… пока не шлепнули.

Что-то опять свершилось в пареньке. Он вспомнил приказ о том, что самовольное сопровождение раненых запрещено, и, растерявшись, отступил в сторону.

— Подожди, — вдруг сказал офицер, что сидел рядом с шофером. — Из какой части?

— Я? Из отдельной разведроты. А раненого здесь нашел. Его наш танк чуть не переехал… Я оттащил.

Офицер выскочил из машины, нагнулся над раненым, осмотрел и покачал головой.

— Тяжелый… Надо немедленно…

— Товарищ генерал-майор! Там у переправы ПМП[4] развертывается, — подсказал шофер.

Мимо проходили машины, потом показалась пехота, все больше и больше становилось одиночек — связистов, связных, просто отбившихся от своих солдат. Последних можно было сразу узнать: заметив группу возле машины, они резко сворачивали в сторону и пропадали в общем потоке. Но один из бойцов остановился, заглянул через плечо генерала и непочтительно тронул его за плечо:

— Кто он, браток? Разведчик?

Генерал — это был член Военного совета — не удивился, кивнул:

— По-видимому.

— Так это ж его, наверно, тут парень ищет! — Боец пронзительно свистнул и заорал: — Сутоцкий! Колька! Сюда! Эге-гей!

Мокрый от пота, взъерошенный Сутоцкий подбежал, очень ловко юркнул между людьми, услышал хриплое дыхание Андрея и закричал:

— Да что вы столпились? Воздуху дайте!

— Не шуми, — строго остановил его член Военного совета. — Это кто, Матюхин?

Сутоцкий рассмотрел лампасы и вытянулся.

— Так точно!

— Лукьянов! — приказал член Военного совета шоферу. — Отвези на ПМП и прикажи организовать немедленную эвакуацию. В первую очередь. Я здесь подожду.

Лукьянов развернул «виллис», и Сутоцкий вместе с парнишкой уложил Матюхина на заднее сиденье. Парнишка не знал, как поступить дальше, — сойти или ехать. Он очень робел перед генералом, его пугала перспектива предстать перед судом за самовольное сопровождение раненого. Но раненый лежал на его плащ-палатке, и выдернуть ее не представлялось возможным, а без плащ-палатки возвращаться в роту тоже нельзя — старшина взъестся.

И он поехал…

У переправы, сдав раненого врачам, Лукьянов на развороте чуть не столкнулся с машиной командующего, но вовремя нашелся и поздоровался:

— Здравия желаю, товарищ генерал!

— Ты чего здесь? Где хозяин? — вдруг испугался командарм.

— Генерал приказал вот раненого разведчика доставить. А сам ждет меня впереди.

Из палатки вышел Сутоцкий. Лебедев сразу узнал его и, все сообразив, выпрыгнул из машины.

— Тяжело?

— Да…

Лебедев скрылся в палатке.

— Ну, езжай к генералу, — сказал командарм Лукьянову. — Я сейчас тоже подъеду.

Появился Лебедев, спросил у парнишки:

— Как все случилось?

— Не знаю. Услышал крик, спрыгнул, потому что на него, — парнишка кивнул на палатку, — танк пер. Остановил его… А тут генерал.

— Что с Матюхиным? — спросил командарм.

— Пулевое в грудь и легкое в бедро. Большая потеря крови.

— Крик, говоришь, услышал? — спросил генерал у парнишки.

— Да, резкий такой…

— Ну, это не он кричал. Это тело его кричало. Такое бывает… Бывает. Когда в беспамятстве боль принимаешь… — Он задумался, потом сказал: — Слушай, майор. За такое вообще-то Героя полагается, но там… — Он неопределенно дернул подбородком. — Одним словом, сделаем так. Этих двух представь к Отечественной первой. А спасителя — к медали. Все. Я поехал. А то саперы пошли…

Противник, разрешив занять плацдарм, очень обоснованно доложил, что внезапное наступление русских удалось не только разгадать, но и приостановить. Довольно значительные, но неизбежные при этом потери были в общем-то оправданы. Таким образом, первая в летней кампании инициатива русских на этом фронте оказалась пресеченной.

Командующий фронтом доложил в Москву, что хотя захваченный плацдарм и невелик, но очень перспективен. Он подчеркнул, что операция прошла строго по плану и с незначительными потерями, но противнику нанесен серьезный урон и, главное, сорвана его наступательная операция.

Все занялись своими неотложными делами и только майор Лебедев все чаще и чаще вспоминал курносенький профиль телефонистки.

ШТРАФНОЙ УДАР

1

Августовская ночь роняла беззвучные звезды, и они, скатываясь по темной глади, вызывали смутное ощущение тревоги и жалости о чем-то утраченном.

Впереди зарницами перекатывались всполохи артиллерийской дуэли; вспышки выстрелов казались светлее и яростнее, чем отсветы разорвавшихся снарядов.

Слева метались столбы прожекторов, расцветала россыпь ярко-алых, с синеватым подсветом, разрывов зенитных снарядов — шел авиационный налет.