Одни сутки войны

— Задержанные вражеские лазутчики показали, что сегодня ночью они собирались прорываться. Вот здесь. — Петров показал место предполагаемого прорыва, и Матюхин, нагибаясь к карте, подумал: «Нам это тоже известно». — Очевидно, сегодня ночью противник попытается вклиниться в нашу оборону. — Матюхин слушал полковника и изучал карту. Он наконец узнал лощину, по которой ползал накануне. — Позднее противник, может быть, отойдет, а может быть, решит закрепиться. Но так или иначе завяжется бой. Уяснили обстановку?

— Так точно. Закрепиться ему будет трудно — над лощиной…

— Сейчас не в этом дело. Нам важно уяснить следующее. Если противнику удастся достигнуть нашей обороны и даже вклиниться в нее, то несколько смелых разведчиков могут воспользоваться сложностью ночного боя и просочиться через боевые порядки противника, а потом и через его линию обороны. Как вы на это смотрите?

— Вариант возможный. Следовало бы только заранее выдвинуться вперед, замаскироваться и пропустить противника через себя.

— Думаете, это возможно?

— Я знаю эту лощину. Бурьян там высокий, кое-где есть кустарники… так что возможно, если… своя артиллерия не накроет.

— Может быть, вы сейчас съездите к лощине и подберете место?

— Опасно, товарищ полковник. Подходы неважные. Рисковать следует только один раз.

— Понятно. Вот к этой задаче вы лично готовы?

— К переходу — да. Думал. А какая задача на той стороне?

Петров замялся на мгновение: он не мог сказать младшему лейтенанту, что без командующего не имеет права уточнять задачу. А командующий еще не приезжал из штаба фронта. В иной обстановке, при другом стечении обстоятельств полковник никогда бы не позволил себе спешить. Но внезапно родившаяся идея перебросить своих разведчиков вместо немецких требовала быстрого решения. Петров понимал Матюхина — от задачи в тылу зависит и снаряжение, и тактика действий, и многое другое. Но ведь придет задача, придет… К вечеру все станет понятным. Как только вернется командарм…

Полковник встретился взглядом с Матюхиным. Пожалуй, ему понравился прямой взгляд темно-серых, маленьких, глубоко сидящих глаз младшего лейтенанта. Они не забегали, не уклонились. По-видимому, характер твердый и решительный. И лицо младшего лейтенанта тоже понравилось полковнику — худощавое, с крепкими скулами, прямым носом и нервными, тонкими ноздрями. Подбородок скорее квадратный, чем овальный, но нетяжелый. Обычно такие подбородки бывают у людей с сильной волей, но не упрямых, а гибких, умеющих изменять тактику в зависимости от обстоятельств.

— Задачу уточним к вечеру. Сейчас возьмите карту, посоветуйтесь с группой, а часа через… три явитесь ко мне.

— Слушаюсь! — Матюхин вскочил, взял карту и, уже направляясь к двери, подумал: «Что-то здесь не так… Несерьезно…»

Полковник посмотрел ему вслед и заметил, что младший лейтенант не слишком уверенно ставит ногу.

— Товарищ младший лейтенант! — Матюхин остановился и резко, по-уставному повернулся лицом к полковнику — среднего роста, с хорошо развитыми плечами, напряженно стройный и подтянутый. — Вы ведь были ранены?

— Так точно.

— Нога?

— И нога.

— Не будет ли вам… трудно? Переходы предстоят тяжелые.

— Не думаю, товарищ полковник. На занятиях проверил себя.

— Ну хорошо. Посмотрим. — Начальственный баритон полковника прозвучал на этот раз не так уверенно, как всегда. И это тоже не понравилось Матюхину. — Идите, — сказал полковник и задумался.

Младший лейтенант вызывал двойственное отношение. Самостоятельность? Да… Но не переходит ли она в самоуверенность? Да и молод… Очень молод. В то же время в его прямолинейности есть подкупающая откровенность. Честность юности.

Полковник Петров подумал, что в иной обстановке он, пожалуй, побеседовал бы и с другими кандидатами на этот необычный и достаточно рискованный переход линии фронта, но сегодня нет времени. Проверить другие разведгруппы поехал капитан Маракуша.

«Экая жалость, нет Лебедева…» — подумал Петров и привычным усилием переключился на другие дела.

10

Командарм приехал к обеду. Он знал, что его ждут, и, как опытный военачальник, понимал, что о предстоящих событиях, его отношении к ним будут судить не только по приказам и распоряжениям, но и по мельчайшим деталям его поведения.

Поэтому командарм сразу проехал в столовую, хотя чаще обедал дома, и попросил «перекусить». «Перекусывал» он не слишком плотно — окрошкой. Потом не поехал, а пошел к своему дому. Такое его поведение должно было показать, что у него, а значит, и в армии все в порядке. И хотя предстоит большая работа, однако не такая спешная, чтобы не позволить себе истратить несколько минут на прогулку после утомительной поездки.