Одни в океане

Выглядит он совсем не так уж плохо, говорил он себе. Я его и в самом деле полюбил. А друга просто так за борт не выбрасывают: пошел, мол, вон, исчезни с глаз моих, тони себе на здоровье, так, что ли? Еще вчера он рассказывал ему о Бетси, двигался и курил. Теперь он уже не шевелился, и Бетси была бесконечно далеко.

– Да и была ли она когда-нибудь вообще? – спросил он Однорукого.

Но тот только смеялся, и тени косых лучей заходящего солнца ложились ему на лицо. Лицо менялось в подвижном свете и выглядело кротким и не злым. А какое лицо сейчас, в эту минуту, у Бетси, попытался представить себе он. Вот если бы ее лицо возникло сейчас возле его лица… нет, лучше не надо. Я точно вижу, как она сложена, ноги, и выше, отличные зубы, и все остальное. Но лица ее я не знаю. С лицами нужно быть осторожным. Иногда они бывают совсем другими. Даже те лица, которые знаешь уже давно. Как у Однорукого.

– Эй, ты, там! – сказал он ему. – Больше двух дней и ночей я не видел ничего, кроме воды и твоего лица. Теперь твое лицо выглядит почти как вода, вот как эта вода вокруг. Может, твое лицо знает, что скоро станет водой? Лицо Бетси наверняка однажды станет землей. Женщинам это свойственно. Даже если при жизни выглядят как красотка Бетси. Причиной смерти Марии тоже стала земля. Если хорошенько подумать, то ведь так? А лица так быстро забываются, быстрее, чем фотография в альбоме. Забываются? Да их никак не удержать в памяти, никак не удается это сделать. Кто знает, может, так оно и должно быть и не надо их удерживать.

Солнце снова превратилось из желтого в красный огненный шар и постепенно остыло. Он надел куртку и стал ждать, чтобы солнце спряталось за горизонт; только после этого он собирался выпить свой вечерний глоток виски. Его мучила сильная жажда. Подумав о жажде, он невольно сглотнул. Но слюны во рту не было.

Небо на западе полыхало огромным красным облаком. Как от взрыва. На востоке тянулись вдоль горизонта привычные вечерние темно-синие кучевые облака. Высоко над ним в небе смешались синь и зелень, очень светлые и нежные тона. В промежутках появились первые звезды, проколовшие небо, как булавочные головки. Вода потемнела и стала еще глубже. Горизонт был чист.

Звезды быстро становились более яркими, и Другой отыскивал знакомые созвездия. Он соскользнул немного вниз и откинулся головой на мягкий борт, так было удобнее смотреть и не нужно было выворачивать шею. Он смотрел прямо в небо. Ему нужно было только повернуться и опустить подбородок, тогда был виден и горизонт. Ночью самолет-разведчик их точно искать не станет, размышлял он. А тень подводной лодки в этом ночном свете все равно не различить, ну разве что она пойдет прямо на него. Но это было маловероятно.

Однако он еще раз выпрямился – он забыл выпить свою ночную порцию. Так прекрасны были звезды.

Он достал бутылку и налил себе. Ему пришлось очень сдерживаться, чтобы не налить в кружку слишком много. А потом он пил очень медленно, крохотными глотками. Стало хорошо. Время от времени он поднимал глаза к звездам. Про Однорукого он почти забыл, вот только запах… Правда, таким уж пронзительным этот запах не был. Может, он уже привык к нему? А может, ночная прохлада несколько приглушала его?

Под конец он выкурил еще одну целую сигарету, снова лег и стал соединять линиями созвездия.

– Что такое моряк без звезд? – спросил он себя вслух.

– Ничто! – ответил он сам себе.

– Вам, летчикам, звезды не очень нужны, не то что на море, – сказал он Однорукому. – Неудивительно, что вы их не знаете. Ну а на суше люди и вовсе их не знают. Вот там, сзади, три слабые звездочки, это определенно голова Большого Пса, а сейчас и Сириус должен показаться над горизонтом. Обрати внимание, он смотрится как топовый огонь на судне. Немного ближе, по правому борту, должен быть Заяц, вон он, видишь!

Однорукий не отвечал. Но вид у него был такой, словно он тоже тщательно изучает небо.

– Новолуние, – сказал Другой. – Благоприятное освещение для наблюдения за звездами. Жаль, что не видны Плеяды. Это мои добрые друзья. Семь маленьких цыплят. Ты когда-нибудь держал в руке цыпленка? Вот когда понимаешь, что к чему. Знаешь, это такое чувство! Женщина ни в какое сравнение не идет. – Другой неожиданно удивился, что разговаривает вслух. Когда он перестал говорить вслух, тишина сделалась вдвойне глубокой. Он задержал дыхание. Молчание усилилось. Он слышал только свои собственные звуки. Стук в висках, слабые хлопки век и шум в ушах: тишина звенела. Не в силах дольше сдерживать дыхание, он услышал шелест вдоха и выдоха, движение опускающейся и наполняемой воздухом груди и ответное эхо со стороны спины.

Он быстро заговорил опять. Не так громко, как прежде. И стал рассказывать Однорукому все, что знал про звезды.

Он все еще говорил, но уже заснул.