— Понимаю, — вздохнул Вилли. — Я пытаюсь что-то сделать один. И ещё буду пытаться. Рано или поздно у меня получится. Но вместе с Аи получилось бы быстрее… Мне, кстати, нужен ещё один анализ мочи. И крови. Я тебе объясню, как сделать… А ты показывал Иоганна вашим врачам?
— Да, регулярно показываю. У нас ещё от отца врач знакомый остался. В Питере.
— Это хорошо…
— Не знаю. Я его не люблю. Он лекарства прописывает и смеётся.
— Как это — смеётся?
— Ха-ха-ха — вот так. Мне кажется, ему на Ёську наплевать и вообще на всех. Он мне про пересадку знаешь, что говорил?
— Что?
— Если, говорит, он доживёт, когда можно почку пересаживать, так у тебя ж, кроме денег, проблем не будет. Потому что запасные детали под боком ходят.
— Как это?
— А это он Вальку так. На что, говорит, ещё идиот нужен? Только Ёське на запчасти. И, главное, понимаешь, он думает, что я тоже так считаю…
— А ты?
— А что — я? Я же знаю, что у него тоже душа есть. И может, не хуже нашей. Если, например, со мной сравнивать…
Ёська задумался и не заметил, как пацаны передрались из-за карт и Косой пришёл их разнимать.
— Ша, братва, ша! — крикнул Косой, перекрывая повисшие в комнате густые матюги. — Кто-то Буряка поймал? Не поймал? Тогда — ша! Промеж себя попусту лаяться — последнее дело.
Кинуться на Косого никто не решился, и потасовка сама собой затихла. Косой подошёл к Ёське, присел рядом на корточки, закурил.
— Дай курнуть! — протянул руку Ёська.
— Обойдёшься, — проворчал Косой. — Генка не велел.
— Да он не увидит.
— Другие увидят. Сам с ним разбирайся.
— Разберусь… А вот скажи, Косой, душа — она у каждого есть?
— Чегой-то ты? — удивился и отчего-то смутился Косой. — Откуда мне-то про душу знать?
— Ты много знаешь…
— Что-то понимаю, наверное. А про это — уж извини, — Косой пожал узкими плечами и подумал, что Ёська, наверное, знает, что скоро умрёт, и вот — думает об этом, переживает. — К нам в интернат поп приходил, крестил всех. Вот он говорил, что душа у всех и она как бы хорошая, добра хочет, потому что — от Бога.
— А у Коврика есть душа?
— Если по-поповскому, то вроде бы нет, — неуверенно сказал Косой. — Но по мне так он ничем нас не хуже.
— Я тоже так думаю, — горячо согласился Ёська. — И ещё я думаю вот о чём. Если там внутри у всех такая душа, что ей только добра надо, то как же ей там живётся? Вот погляди, Косой, пацаны дерутся, матюгаются, ненавидят всех… И вокруг тоже, алкаши, воры, наркоты. А внутри живут такие маленькие пушистые души, и им добра хочется… Представляешь, как им одиноко? Как же так, Косой? Кто такое устроил?
— Не знаю, — Косой закатил свои и без того странные глаза, нахмурил брови. — Бог, наверное, устроил. Или дьявол. Или вообще никто. Не знаю — что ты привязался-то ко мне, в самом деле?!
— Не сердись, пожалуйста, — Ёська протянул руку и погладил Косого по плечу. — Я не хотел тебя обижать. Я знаю — про такое люди говорить не любят. Это только я такой… Урод, наверное…
— Нет, Ёська, — вздохнул Косой. — Ты не урод, ты — нормальный. Может быть, единственный из нас нормальный («И то помрёшь скоро», — добавил Косой про себя.) Это мы все уроды… И где там в нас эти маленькие пушистые души?
Снегу в лесу навалило ещё немного, можно идти без лыж. А свет снег даёт — тёмная фигурка Вилли отчётливо видна меж деревьев. Куда ж это он идёт? Гуляет? Да нет, вон как чешет, как будто знает, куда идёт, и торопится. Встречается с кем? А с кем тут можно встречаться? Разве что с волком под ёлкой…
Видел Сёмка в темноте хорошо, идти по неглубокому снегу легко, Вилли слежки за собой не чуял, не оглядывался. Иди себе да размышляй. Что дома-то делается? Мать сейчас, небось, постель младшим стелет, Люша по хозяйству чего, отец, как всегда, пьяный лежит. Домой бы… Крыльцо поправить не успел, дров наколотых хорошо если на ползимы хватит, да и то если не лютая будет. Печка-то похужела, больше дымит, чем греет, давно перекладывать надо… Даже школа ненавистная, и та — ничего, притерпеться можно, два класса всего и осталось… В бригаде у Лисов жутко. Злые все, на вид страшные, даже мальцы совсем, у многих, как послушать, так и руки в крови, и в головах не понять что… Воруют, прохожих грабят, попрошайничают… Но в бригаде хоть какой порядок, а одному на улице зимой — точно пропасть. И страх этот у Лисов понятный — злой, но человеческий. Несравнимый с тем страхом, что живёт на дне Сёмкиной души с того дня, как он увидел серый шар, опускающийся в озеро Петров Ключ… Он же и сейчас там лежит, на дне. Огромный, холодный, страшный. А в нём… Что в нём?!.. Нет, про это лучше не думать. Где там Вилли-то? Вон, идёт. Ровно и не устал совсем. Не всякий так по лесу ходить-то может. Чтобы и направление держать, и скорость. Вилли может. А куда это он… Вон, развилка знакомая, и вагончик от лесоразработчиков, а вон и расщеплённая молнией берёза… Неужто к моему посёлку топает?! Кто ж там у него? Сроду у нас никаких Виллей не водилось… А вдруг меня заложить хочет?! Вот гнида!.. Нет, мимо развилки прошёл… Что ж там? Ничего нет, кроме… кроме озера… Озера Петров Ключ, в котором… Ой-ё-о-о!