Одно Целое

– Что мне говорить? – недоумевающим голосом спрашиваю я, – может лучше ты?

– Твой же телефон, – отвечает Серж, – ничего лишнего, главное не суетись.

Делаю глубокий вдох.

– Алло.

– Здравствуй, Костя, рад тебя слышать, – вылетает из динамика запыхавшийся голос Дольского, на фоне слышно какое-то движение, ветер.

– Владимир, это вы? – уточняю я.

– Я, я. Хорошо, что ты уцелел. У нас ведь дело незаконченное осталось. Серёжа с тобой?

– Да, – отвечаю, – передать ему трубку?

– Нет, не нужно. С ним дела закончились. И он победил, судя по всему. А это означает, что служба моя к концу подошла. Служить больше некому. Только вот без выходного пособия как-то не хочется на пенсию выходить.

– Что вы хотите?

– Я хочу, чтобы всё было в порядке у тебя, у сестры твоей, ну и у меня само собой. Для этого вам с ней нужно встретиться, а мне уехать подальше отсюда. И чтобы друг о друге мы никогда больше не слышали и не вспоминали. Согласен со мной?

– Согласен.

– Так вот, как нам это организовать: я привезу твою сестру тебе, а ты в благодарность передашь мне сумку с двумя миллионами евро. Всё пройдёт быстро, легко и без глупостей.

– Но у меня нет таких денег.

– Я думаю, ты сообразишь, где их взять. Перезвоню завтра в это же время. Поговорите с сестрой. И станет ли этот ваш разговор последним, будет зависеть только от тебя.

Дольский вешает трубку. Я пересказываю наш разговор Сержу и Мартину.

– Что ж этого следовало ожидать, – Серж отворачивается и смотрит в лобовое стекло.

– И что теперь? – спрашиваю я. – Ты так спокойно об этом…

– Всё могло бы быть хуже.

– Прекрати так многозначительно и надменно говорить в пустоту! – не выдерживаю я.

Серж снова поворачивается ко мне.

– Сейчас мы приедем, ты отдохнёшь, выспишься. А завтра, когда услышишь голос Лены, скажешь Дольскому, что согласен.

– А дальше?

– А дальше, ты передашь ему деньги и заберёшь сестру.

– Так просто?

– Да, так просто.

– И в чём подвох?

– Его нет. Если Дольский не начнёт ничего вытворять, то всё закончится благополучно для всех.

– А деньги?

– Мартин передаст тебе их и прикроет во время обмена. Скоро всё закончится, не переживай, держись.

Серж отворачивается. Он становится снова не тем Сержем, которого я когда-то знал. В его голосе появляются властные холодные и уверенные ноты, которые закрывают его высоким забором и отстраняют от теперь уже почти забытого прошлого.

Глава 72

С Сержем мы так и не поговорили нормально. Не оставались даже больше наедине. Он только вскользь коснулся произошедших событий. С Тамарой они теперь были вместе. Вику забрал отец. Как я понял, он и Серж теперь являлись компаньонами, объединились против Дмитриева и, судя по всему, победили. Нас они отследили, когда Вика брала напрокат машину. Вот и всё. Я пытался задавать какие-то вопросы, но Серж не отвечал на них. Он умело, ловко и быстро уходил от интересующего меня. О Васе Серж не рассказал вообще ничего, но было заметно, что он озадачился и напрягся. Как и в отношении всего остального, Серж ограничился лишь юркими ускользающими формулировками, смысл которых сводился к тому, чтобы я не думал об этом и заботился только о возвращении сестры. В этом он был прав, мне действительно нужно было как можно быстрее освободить Лену и потом вместе с ней постараться забыть всю эту историю. Вырезать ножницами из памяти и выкинуть, сжечь, уничтожить, чтобы никогда уже не вспоминать и не возвращаться к ней. Забыть всех действующих лиц и начать заново выстраивать нашу жизнь.

Мы попрощались ни тепло, ни холодно. Никак. И Серж уехал. А я остался в какой-то трёшке на окраине Москвы с двумя французами арабского происхождения – ребятами Мартина, приставленными ко мне для защиты, охраны или, чтобы я не психанул внезапно и чего-нибудь не натворил. Мартин был кем-то типа Дольского в команде у Сержа. Он называл это «командой», так как был страстным болельщиком и раздавал своим бойцам позиции, как в футболе. Этот нападающий, этот защитник. У каждого из них были свои функции, задачи и методы. Мартин общался по-русски достаточно уверенно, мог вполне себе неплохо изъясняться. Акцент, конечно, у него присутствовал, но это никак не мешало пониманию того, что он говорит. С двумя защитниками или полузащитниками (я не особо понял их функции в команде) мы почти не общались, лишь изредка перекидывались парой слов на английском (по-русски они не говорили, а с моим французским была совсем беда).

Вечер и ночь прошли скомкано. Я пытался хоть немного поспать, но не смог. Я то проваливался в какое-то бессознательное небытие, то просыпался и таращился в потолок. «Футболисты» в соседней комнате чистили свои пистолеты, потом трепались о чём-то своём и вскоре стихли. А я встречал рассвет, надеясь, что на закате мы уже будем с Леной.

Утром я выпил две чашки кофе и беспрестанно смотрел на телефон. Я заметил, что мои мысли стали больше походить не на умозаключения, а скорее не молитвы, которые вылетали из моего сознания и стремились в какую-то даль, чтобы их там обработали, перенаправили Лене, и ей стало бы хоть немного легче.