Одноэтажная Америка

Мы переночевали в отеле Арлингтона и уже на следующее утро отправились в путь. Дорога наша проходила через мемориальный мост Теодора Рузвельта. Мне всегда нравилась широкая река Потомак, по которой плывут маленькие лодочки и вдоль берега которой растут пышные деревья. Наш путь лежал из Вирджинии в Вашингтон — столицу страны. И в этот сентябрьский день мы были в прекрасном расположении духа. Каждый хотел поделиться своими воспоминаниями о нашем путешествии через весь американский континент.

Мы подъехали к пологому спуску авеню Конституции. Широкие улицы, просторные лестницы… По правой стороне сквозь деревья просматривается мемориал Линкольна. На другой стороне Рефлектин Пол и монумент Вашингтона за ровной линией американских флагов, развевающихся на ветру, чуть выше — Белый дом. Несмотря на взлеты и падения, безмолвным свидетелем которых он был, он все еще величественно выглядит.

Мы зашли в Национальный архив. Я никогда раньше здесь не был: римские колонны, мраморные лестницы, безукоризненно отполированные полы. Мы прошли по длинному холлу мимо исторической экспозиции, затем свернули направо к ротонде. Тишина. Ни одного человека. Я сразу понял, что зал закрыли для посетителей, зная заранее о приезде съемочной группы. Мы с Познером вошли в открытые двери, было слышно эхо наших шагов. Здесь, вдоль стены, в больших стеклянных боксах, были выставлены подлинники Декларации независимости, Конституции и Билля о Правах.

Мы подошли ближе. Текст Декларации был едва разборчив. Под воздействием света чернила утратили свой цвет. На левой стороне свитка была видна небольшая загогулина, отметина, оставленная детской рукой. Однако кое-что нам все-таки удалось разобрать.

Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье.

Мы стояли и смотрели. Каждый из нас сознавал всю значимость этих документов.

Я рассматривал фрески на стенах ротонды, на них изображены авторы Конституции. Джефферсон, протягивающий Гамильтону Декларацию, и Вашингтон, величественно стоящий справа в белых королевских одеждах…

Эти изображения не в состоянии передать, насколько разными были эти великие люди. Одно совершенно очевидно — они были провидцами.

* * *

По авеню Конституции мы направились к мемориалу вьетнамской войны. Стая канадских гусей по-хозяйски, вальяжно разгуливала по траве в тени большого дуба. Светило яркое солнце. Мимо нас проезжали велосипедисты, пробегали люди, совершающие свои утренние пробежки.

Наконец мы подошли к монументу и увидели группу людей, ветеранов Вьетнама. Мужчина, стоявший впереди группы, держал плакат, одна из женщин несла венок.

Я заговорил с мужчиной, оказалось, что он бывший моряк. Затем еще несколько человек присоединились к нашей беседе. Я рассказал им о нашем проекте, а потом спросил, готовы ли они дать интервью. Эти уважаемые пожилые люди, казалось, были польщены таким вниманием.

Меня многое интересовало. Как война повлияла на каждого из них? Удовлетворяет ли их социальная политика государства? Все ли их медицинские нужды удовлетворены? Они стали переглядываться и очень внимательно следили за ответами друг друга.

Когда они промаршировали к месту возложения венков, мужчина из этой группы подошел к нам. На нем был старинный головной убор кавалерии США, синий с золотыми галунами. Похожие головные уборы были в ковбойских и индейских фильмах моего детства. Он был коренаст, около 175 сантиметров, широк в талии, его рукопожатие было крепким, он взглянул прямо в глаза и представился Беном Джонсоном. Он рассказал нам, что он здесь один, приехал из Нью-Йорка, занимается поиском документов двух своих друзей, убитых во Вьетнаме. Голос его дрожал, а в глазах стояли слезы.

Я выразил ему свое сочувствие, и мы продолжили говорить. Было видно, что ему тяжело вспоминать об этом и все эти сорок лет он старался забыть о гибели друзей. И ему это почти удалось. А недавно его выпустили из тюрьмы, куда он попал на шесть недель за избиение жены. Будучи в тюрьме, он принимал медицинские препараты и сейчас чувствует себя намного лучше.

Бен признался, что много раз находился в клинике для душевнобольных, и только спустя многие годы ему поставили диагноз — посттравматическое расстройство психики. Он старался восстановить отношения со своими детьми. Во время разговора Бен успокоился, как будто наша беседа придала ему сил.