Одноэтажная Америка

Огромное удовольствие было наблюдать за теми, кто вернул эти старые машины из небытия: они большей частью сидели на раскладных матерчатых стульях, чаще всего немолодые, пузатые дяди в джинсах и ковбойских сапогах. Сидели около своих машин спокойно, переговариваясь с ленцой, разглядывая с прищуром проходящих. От них веяло чувством собственного достоинства.

Разговорившись с одним из них, я рассказал ему о том, как я подростком играл «в машины»: идя в школу, считал, машин какой марки окажется больше. Тогда машины разных марок сильно отличались друг от друга, невозможно было спутать «Форд» с «Шевроле», «Студебеккер» с «Крайслером», «Додж» с «Понтиаком», «Кадиллак» с «Паккардом». А теперь в эту игру играть невозможно, все машины похожи друг на друга.

Мой собеседник кивнул и сказал:

— Не отличить, это факт. — Потом сплюнул и добавил: — Время такое, ни к чему отличаться.

И вот тут-то у нас с Ваней Ургантом возник серьезный и принципиальный спор. Все началось с того, что я, восхитившись необыкновенной красотой сиявших в лучах солнца автомобилей, сказал:

Познер: Так же, как джаз того времени был необыкновенно радостным, так и машины, они отражают какой-то подъем, какой-то оптимизм, вот радость. Смотришь на них и улыбаешься как идиот, идешь и улыбаешься.

Ургант: А почему такой закат-то сейчас?

Познер: Значит, что-то происходит внутри, что-то в организме происходит. То, что это не радостное — факт. И это в музыке, кстати говоря, которую вы так любите, вот эту вот современную музыку. В ней мало очень радости, в ней есть другое. Для меня, по крайней мере, в ней есть отчаяние, в ней есть… как это сказать…

Ургант: Ну, я не соглашусь с вами.

Познер: Как это сказать… Даже не отчаяние…

Ургант: Владимир Владимирович, я не соглашусь.

Познер: Но радости никакой.

Ургант: Да есть там радость.

Познер: И улыбаться совершенно не хочется.

Ургант: Владимир Владимирович, вы просто не любите современную музыку.

Спор затянулся довольно надолго, но каждый остался при своем мнении. Я по-прежнему убежден, что музыка сороковых-пятидесятых в Америке была намного более жизнерадостной, чем сегодня; уверен я и в том, что глобализация привела и приводит к единообразию. Впрочем, мой внук Коля, который родился и живет в Берлине, за версту отличает все модели автомобилей друг от друга, как это делал я в далеких сороковых и пятидесятых, так что, возможно, я и заблуждаюсь.

* * *

«Это самый красивый город в Соединенных Штатах Америки. Вероятно, потому, что нисколько Америку не напоминает. Большинство его улиц подымаются с горы на гору. Автомобильная поездка по Сан-Франциско похожа на аттракцион «американские горы» и доставляет пассажиру много сильных ощущений. Тем не менее в центре города есть кусок, который напоминает ровнейший в мире Ленинград, с его площадями и широкими проспектами. Все остальные части Сан-Франциско — это чудесная приморская смесь Неаполя с Шанхаем. Сходство с Неаполем мы можем удостоверить лично. Сходство с Шанхаем находят китайцы, которых в Сан-Франциско множество… На наш европейский взгляд, Сан-Франциско больше похож на европейский город, чем на американский. Здесь, как и везде в Соединенных Штатах Америки, непомерное богатство и непомерная нищета стоят рядышком, плечо к плечу, так что безукоризненный смокинг богача касается грязной блузы безработного грузчика. Но богатство здесь хотя бы не так удручающе однообразно и скучно, а нищета хотя бы живописна.

Сан-Франциско — из тех городов, которые начинают нравиться с первой же минуты и с каждым днем нравятся все больше».

Это, как вы, конечно, поняли, Ильф и Петров.

Интересно, что, уже уезжая из Сан-Франциско и делясь впечатлениями, мы — Ваня, Брайан и я — разошлись в оценках, кроме одной: что Сан-Франциско самый красивый город Америки. Но если и Брайан, и Ваня согласились с Ильфом с Петровым в том, что это город скорее европейский, нежели американский, я с этим согласиться не могу никак: для меня Сан-Франциско — сугубо американский город, он не мог бы появиться нигде, кроме Америки, он совершенно не похож ни на Питер, ни на Неаполь, ни, как утверждал Ваня, на Стокгольм; о Шанхае ничего сказать не могу, не был, но судя по фотографиям и киносъемкам этого «китайского чуда» — не похож, хотя бы потому, что я не ощутил наличия души у «чуда», а у Сан-Франциско невозможно не ощутить ее, и, может быть, именно эта душа и придает городу то исключительное обаяние, которое сразу же пленяет приезжего.