Одной дорогой

Сыщик принялся за рисование, от усердия даже высунув кончик языка. Он был не бог весть каким художником, потому то, что получилось в итоге, можно было назвать и волком, и котом, и даже лошадью. В одном сомнения не было — нарисована была отменная страхолюдина. Довольный проделанной работой, Анвил продолжал.

«…Это чудовище не было похоже ни на кого, из виденных мною прежде, при его виде я почти моментально потерял сознание…»

Тут он вспомнил об организации Хенетверд, и решил, что, пожалуй, не стоит столько времени уделять чудовищам, существование которых многие отрицают. Письмо он закончил быстро и немного скомкано.

«…Хотя, возможно, это просто бред, порожденный крайней усталостью.

За сим письмо кончаю, но продолжаю следить за тем, за кем мне было поручено, и при первой же возможности сообщу новости.

Да хранят вашу светлость великие духи Кестианд и Камтанд».

Анвил критически осмотрел дело рук своих — неровные строчки с корявыми буквами ползали по листу то вверх, то вниз, а между ними красовалась авторская иллюстрация и несколько клякс. В целом смотрелось не так уж плохо, но сыщик остался недоволен. Сравнив свое произведение с письмом Кеселара, в котором удивительно прямые и аккуратные строчки смотрелись как единый орнамент, он пришел к выводу, что его собственное послание выглядит очень неубедительно, но переписывать было некогда да и не на что.

Охотник, ожидавший во дворе, уже несколько раз заходил в кабак и грозился Анвилу уехать без письма, но обещанный рамер удерживал его на месте.

— Отдашь это лично в руки алтургеру Кеселару, — сказал Анвил, глядя как бесцеремонно охотник запихал письмо за пазуху. — Лично!

Кивнув и забрав обещанную серебряную монету, охотник легко запрыгнул в седло и умчался в направлении Канетмакского замка. Проводив его взглядом, Анвил вернулся к трактирщику.

— А можно ли снять у вас комнату на день или на два? — поинтересовался он, уплетая за обе щеки остатки завтрака.

— Комнат не держу. Но чердак есть, если очень надо. Вот недавно там чудак какой-то жил, говорит, писатель. Ему понравилось.

— Чердак так чердак, все лучше, чем под сосной на мху.

Анвил не пожалел о своем выборе — чердак оказался на редкость светлым и солнечным, золотые лучи сквозь слуховое оконце попадали на большую охапку такой же золотой соломы, в воздухе кружились микроскопические пылинки. Улегшись на свое спальное место, Анвил пошарил рукой под соломой и извлек оттуда несколько мелко исписанных листов бумаги, очевидно, забытых писателем. Сначала он пытался их прочесть, но смысл прочитанного абсолютно не откладывался в голове. Когда Анвил поймал себя на мысли, что уже пятый раз читает одну и ту же строку, он дал себе обещание, что никогда в жизни не станет читать ни одного произведения этого неизвестного автора, и заснул сладким и таким долгожданным сном.

Утро, начавшееся так солнечно, к полудню потускнело и помрачнело, небо затянуло не пойми откуда взявшимися тучами. Мелкий дождь сеял, не переставая, с обеда, и едва успевшие высохнуть дороги снова раскисли.

Одинокий всадник медленным шагом ехал по дороге, огибавшей Канетмакский замок — лошадь понуро брела, меся грязь копытами и погрузая в нее по самые бабки, закутанный в плотный непромокаемый плащ седок, сильно ссутулившись, мерно покачивался в седле, почти не держа поводья. То был Кеселар, совершающий прогулку, ставшую для него привычной в последние несколько дней.

В дни после побега своего оруженосца почтенный рыцарь ходил как в воду опущенный. Его огорчало не только само происшествие, но и то, что он так и не смог определить своего отношения к случившемуся. С одной стороны, он был зол на то, что Сигвальд поступил как последний идиот, выставив дураком и своего хозяина, но, с другой стороны, Кеселар смутно чувствовал, что у обычно очень сдержанного и рассудительного парня были веские причины для такого поступка. Да еще масла в огонь подливали горячие обсуждения события, которые до сих пор не утихали среди друзей и родственников Бериара. Кеселар бы с радостью покинул все собрание, однако этикет не позволял сделать этого — по правилам он должен был провести еще как минимум две недели у своего единокровного брата.