Одной ночи достаточно (ЛП)

Полночь извлекла из пакетов брюки, испачканные маслом, матросскую куртку и фуражку из непромокаемой ткани. Одежда за километр воняла машинным маслом.

— Вы что, хотите превратить меня в машиниста?

— В этой одежде вас не узнают, по крайней мере, с первого взгляда. А в вашем костюме вы до центра не дойдете.

— Хорошо, — согласился. — Отвернитесь.

Я переоделся. Запах масла был ужасный, но спустя несколько минут стал привыкать к нему.

Держа сигару вверх, кубинка осмотрела меня критическим взглядом, повернула кругом.

— Можно идти, — сказала она, наконец. — И знаете, вам больше к лицу одежда моряка, чем та, которая была на вас.

— Наверное, потому, что у меня привлекательная внешность.

— Когда идете, немного пружиньте шаг, и эти проклятые ищейки не узнают вас, даже если пройдете рядом с ними. Чуть расставляйте ноги. Обычные люди при ходьбе ноги не расставляют, моряки же ставят их пошире, чтобы удерживать равновесие при качке. А теперь слушайте меня внимательно.

Я подошел к ней поближе. Наклонил голову, чтобы лучше слушать.

— Я не стану забивать вам голову названием улицы. Для вас это будет, как греческий язык, только собьет с толку. Дам вам направление, в котором надо идти, и количество поворотов, которые должны сделать направо и налево. Пойдете прямо до проспекта и повернете направо. Проследуете по проспекту до конца и только тогда повернете налево. Вы будете находиться на одной из главных артерий города и поэтому должны действовать очень осторожно.

Объяснив несколько раз, женщина заставила меня повторить маршрут. Теперь она была уверена, что я не ошибусь.

— Советую не отклоняться от маршрута, — сказала она в конце. — Гавана — город запутанный, и если потеряете улицу, найти ее вам будет нелегко.

— Вы хорошая девушка, Полночь, — признался я.

— Вот комплимент, который мне не делали с четырех лет. Теперь ему придают несколько иное значение.

Я пошарил в карманах своей одежды. Вытащил горсть американских монет и немного банкнотов — все, что у меня было. Деньги для медового месяца.

— Возьмите, — предложил. — На тот случай, если мне не повезет и я не вернусь. Это — на платье и за то, что вы хорошая девушка.

Полночь положила деньги на стол.

— Но я сделала это не ради денег. Действительно.

Я вспомнил ее слова:

— Знаю. Цветы на могилу.

— Послушайте, — уверяла она меня, показывая руки. — До тех пор, пока есть кассы магазинов, из которых можно черпать деньги, пока клиенты покупают мои цветы в кафе и показывают мне, как лежат кошельки, вы можете не беспокоиться за меня. Я справлюсь, как справлялась до сих пор.

— Вы никогда не попадете в рай.

Кубинка изобразила ужас от подобной мысли:

— Там, должно быть, ужасно скучно, вы не думаете?

— Хорошо, если не хотите этих денег, отложите их до моего возвращения и забудьте место, куда их положили.

Я прислушался, не появился ли кто-нибудь на лестнице. Открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Но прежде чем закрыть дверь, посмотрел на кубинку.

Я не знал, увижу ее когда-нибудь или нет. Но чувствовал, что должен сказать что-то перед тем как уйти. И не знал что.

Женщина стояла между мной и свечой на фоне неяркого пламени, которое формировало вокруг ее головы своеобразный ореол. Наверное, она была последним человеком для ореола. А может быть, напротив, она была достойная его?

— Ну, до свидания! — проговорил.

Полночь что-то ответила по-испански. Думаю, вроде как:

— Ни пуха ни пера!

Я закрыл за собой дверь.

7

На лестнице опасности не было. Оставался выход на улицу. Рисковал натолкнуться на агента, подкарауливающего меня в переулке.

Я спускался по лестнице гораздо медленнее, чем поднимался, преследуемый агентами и светом фонарика. Выйдя из подъезда, осторожно выглянул наружу.

Улочка казалась пустой. Правда, она не просматривалась до перекрестка, но, на первый взгляд, на ней никого не было. Я не знал, как полицейские объяснили мое исчезновение. Возможно, они поверили в мое бегство по крыше. А иначе Акоста оставил бы, по крайней мере, двух своих человеку подъезда.

Я ступил в темную «кишку». Вот она, та точка, с которой начался мой побег. Прижался к стене и медленно двинулся вперед. Конечно, моя одежда пахла маслом, но и улочка воняла ужасно. Из двух этих запахов предпочтительнее был запах моей куртки.

Этот промежуток пути был наиболее опасным. Если вдруг встречу шпика, в этой узкой «кишке» мне его не обойти. Придется расходиться лицом к лицу, и тогда не избежать подозрения.

Очень скоро улочка посветлела, сказывалось освещение большого проспекта. Приближаясь к перекрестку, замедлил шаг. Дошел до угла и осторожно высунул нос.

И тут начались неприятности.

Я услышал, как кто-то сказал на ухо, точнее, почти в мой высунутый нос:

— Hasta que hora nos quedamos aqui?^[2]