— Видно, помутнение нашло. Говорят, с абитуриентами такое бывает. Зря я ночью перед экзаменом над учебниками сидела. Лучше бы выспалась.
И они обе решили: ничего страшного не случилось. Люда еще годик позанимается, окончательно долечит сломанную ногу и, конечно, поступит на заветный филфак со второй попытки.
Однако и через год ситуация с абсолютной точностью повторилась. Прекрасная подготовка, должный настрой, выигрышная и тысячу раз обсосанная тема про антагонистов Печорина и Грушницкого — и опять позорный трояк. И, что самое обидное, опять вполне заслуженный.
…А гадина Митрофанова тем временем перешла уже на второй курс своего библиотечного. Коренкова блистательно разъезжала по музыкальным конкурсам. Ишутина, правда, работала всего лишь агентшей, но умудрилась непонятно на какие доходы обзавестись собственным автомобилем. И даже Ивасюхин, хотя тоже второй год подряд проваливался в институт, вполне преуспевал. Говорили, что в Лужниках на лотке со шмотками стоит, но выглядел всегда роскошно и пахло от него дорогим лосьоном и хорошими сигаретами.
А она, Людмила, лучшая, без вопросов, ученица во всей школе, до сих пор сидит у разбитого корыта. В университет не поступила, и на работе — никаких достижений, потому что просто нет никакой работы. Они с мамой решили: не нужно, чтобы Люда вместо занятий и восстановления после тяжелой травмы тратила силы и время на зарабатывание хлеба насущного… С одной стороны, конечно, это удобно: и по утрам не вставать, и в час пик в метро не толкаться, и не горбатиться в какой-нибудь жалкой конторе за копейки. Одна беда: на мамину зарплату не сильно пошикуешь. С голоду они, конечно, не мрут, но ни о каких модных шмотках или престижных театральных премьерах речи не заходит.
А уж когда Люда второй раз подряд пролетела с филфаком, стало и вовсе тяжело. У нее уже не получилось стойко принять неудачу и лелеять надежду, что на будущий год ей повезет. Три дня она просто рыдала. Потом слезы кончились, но вместо них накатила такая тоска, что лучше уж было реветь…
Людмила часами валялась в кровати и смотрела в окно. Машинально, не чувствуя вкуса, глотала еду, которую подносила ей мама. И бесконечно бормотала стихотворение как нельзя кстати пришедшегося Блока:
…Исхода действительно не было. На восьмой день ее добровольного затворничества отчаявшаяся мама пригласила к ней дипломированного психолога. Потом — еще одного. После дело дошло до дядечки с пронзительным взглядом, который тактично именовал себя «психоаналитиком», но на деле являлся самым настоящим психиатром.
И все они уверяли, что нужно переступить, забыть и начать новую жизнь.
Но, несмотря на убеждения эскулапов и лекарства, переступить никак не получалось…
И Людмила винила в этом ИХ. Четверых. Елену. Надежду. Ирину. И Степана.
Месяц назад
Шиковать бывшие выпускники не стали. Под свою встречу арендовали скромную кафешку — маленькую, пыльную, пропитавшуюся упорным запахом позавчерашних щей. Зато, гордился оргкомитет, получилось недорого — всего по тысяче рублей с носа вместе с шампанским. И банкетный зал хотя и крошечный, но никого посторонних. И район свой, Медведково, добираться недалеко, что очень важно для тех, кто с малолетними детьми.
…А детей у выпускников родилось уже много. Чуть ли не каждая девчонка из бывшего одиннадцатого «А» сочла своим долгом явиться с толстенным фотоальбомом. И старательно изводила соседей по столу десятками изображений слюнявых, напряженно смотрящих в объектив наследников. Надю с Ирой, не обремененных потомством, сие зрелище изрядно достало. Пара карточек — еще туда-сюда, даже бездетные это могут вынести. Но когда тебя со всех сторон заваливают рассказами о вселенском родительском счастье… Язык отсохнет восхищаться. Да и против воли задумываться начнешь: а удалась ли собственная, без хлопот с детьми, жизнь?
— Пойдем покурим! — позвала Надю уставшая от фотопросмотров Ирина.
Митрофанова согласилась, хотя свою последнюю сигарету выкурила еще в школе, на выпускном. Но с Иркой, да еще на встрече одноклассников, самое время нарушить стерильный, без сигарет, образ жизни.
Они с Ишутиной вышли на порог кафешки.
Близился к вечеру роскошный весенний денек, припозднившиеся клерки спешили по домам, чахлые кустики сирени, обрамлявшие питейное заведение, отчаянно пытались переспорить аромат бензина.
Ира протянула ей пачку «Мальборо», спросила:
— Ты ведь вроде не куришь, Надька?
— Нет, — пожала плечами Митрофанова.
Достала сигарету, прикурила и вполне умело — за Димкой-то Полуяновым каждый день наблюдает — затянулась. Дым ударил в горло, Митрофанова закашлялась… Но сигарету не бросила — упорно втянула еще раз углекислого газа с никотином. Не поперхнулась, но все равно довольно противно.
Ишутина усмешливо наблюдала за подругой. Фыркнула: