— У! — протянула Аоки. — Это багряник. Я когда в Киото была лет пять назад, в празднике Аоймацури поучаствовала. Сперва в храм Симагама притащились, потом куда-то еще пошли… Устала жутко.
— А это кто? — Я увидел гольку с очень красивой девушкой в рамке и показал на неё Аоки.
— Сатою, кто же? Я тебе говорила, что она майко? С пятнадцати лет в гейши готовится, прикинь. Ей понравилась моя магэмоно, что мы с тобой на рынке купили.
— Редкая профессия. Нихонская какая-то.
— Вот она туда и собирается, хотя папаша просто бесится, когда про её будущую работу слышит. Только ничего не говорит. Знаешь какие у них в школе нравы? Губы только в шестнадцать разрешили красить. Каждый день с утра до ночи в доме гейш торчит, а её «старшая сестра» опекает.
— Значит, у неё теперь две анэки, ты и эта женщина?
— Точно. Причем я не самая важная. Сатою когда ещё школьницей была, на свидания при луне ходила, со стариками. Посидят под сакурой, в ресторан или кино сходят, пообнимаются… Эндзё косай, короче. Она себе рано на шмотки стала зарабатывать.
— Интересная у тебя семья.
— Вот погляди на её расписание!
Аоки залезла в ящик шкафа и порылась в нём, потом достала яркий голографический буклет. Это была реклама школы гейш, довольно толстая. Даже скорее не реклама, а описание, потому что там даже распорядок дня приводился. «9.00. Одевание. 9.30. Уроки танца, пения, риторики, икэбаны, музицирования, чайной церемонии…» Я поморщился, когда представил тёплую зелёную жижу. «12.30. Обед и прогулки по городу». Что-то я ни разу не видел гуляющих майко. «15.00. Макияж, причёска».
— Ничего себе, два часа причёсками занимаются! — восхитился я.
— Это что. Спать потом с ней по-человечески нельзя, только на жёсткой подушке с шелухой.
«17.00. Занятие с мастером кимоно 18.00 — 23.00. Приём троих гостей».
— Симатта! Надо же, совсем спать некогда.
Я ещё полистал проспект и наткнулся на собственно обслуживание гостей. Думал, что там про эсу будет, но в первом же предложении было написано, как майко должны беречь свою девственность пуще глаза. Остаётся только подавать чай, развлекать беседой и танцами с песнями.
— Хочу её на день рождения Сэйдзи пригласить, — сказала Аоки. — Это будет мой подарок. Ей как раз восемнадцать исполнится, так что заодно пройдёт ритуал посвящения в гейши. Только ты не говори ему, ёси? Сюрприз устроим.
Я вспомнил, что все ещё не купил оядзи подарок. Тут нас отвлёк странный шум со стороны столика. Оказалось, кошка и трилобит вступили в схватку за рыбью кость. Пылесос хотел её утилизировать, а электронный зверёк, наоборот, поиграть. Мы стали подзуживать тварей и призывать их к настоящему побоищу. Кухарку Аоки привлекла в качестве судьи. Сначала одолевала кошка — она перевернула трилобита на спину и стала грызть тому лапу. А потом трилобит ухватил её манипуляторами за шею и оторвал от пола. Кухонный робот растерялся и не знал, по правилам этот захват или нет. И вообще никаких правил в этой битве не было. Так что они рубились как умели. Потом сидор почему-то решил вмешаться, и ему тоже досталось царапин и тумаков.
В общем, мы попивали винцо и развлекались. Ещё Аоки вспомнила, что Сэйдзи разрешил ей вчера приклеить на мой суйкан эмблему собако-львов. Её робот занимался этим делом, а я был горд. А потом вдруг пришла пора свалить, хоть я и жутко не хотел этого.
17. Ночь со среды на четверг
Байк я оставил в гараже маншёна. Понятно, ездить на нём на преступление — просто безумие, об этом и Шрам толковал в своей инструкции. Её пункты кое-как всплыли у меня в памяти, когда я с собой боролся. Этот поход за младенцем уже не казался мне таким безопасным, как вчера. Хорошо хоть непогода разыгралась, дул сильный ветер со снегом, и камеры, думаю, мало что могли дать полиции. Про тексаты и речи не было.
Был уже час ночи, когда я выстрелил себе в запястье капсулой с «чужим запахом». Теперь электронная ищейка даже с самым чутким фито меня не унюхает. Потом я блокировал голосовой диапазон шумов, который смартом улавливается. Напоследок напялил на себя сумку для младенца — она была особая, надевалась под суйкан и походила на жакет. Правда, какой-то дурацкой конструкции.
Уговаривал я себя сдвинуться с места ещё минут пять, не меньше. Сидор недоумевал, почему я не ложусь спать. А я стимулятор в автомате купил и слопал его, так что спать мне вовсе не хотелось. Да и нервничал — какой уж тут сон?
Вагон кибертрана был абсолютно пуст. Только зимний ветер гулял по нему и перекатывал по полу обёртки от дешёвого синтетического гохана. Я спрятался от ветра в носовой части вагона, где было потемнее. На всякий случай. Кто знает, нет ли тут скрытых микрокамер…