Однокурсники

В то время в правительстве много шумели по поводу дискриминации женщин среднего возраста при приеме на преподавательскую работу. И для того чтобы не терять федеральных субсидий, администрация университета усердно искала для своего штата таких женщин, которых было очень немного.

Среди множества новоявленных представительниц профессорско-преподавательского состава нашлись и такие, кто был бы не прочь завести с кем-нибудь любовную связь без сантиментов. А уж тем более с Тедом Ламбросом. И не только потому, что он был красив. Нет, просто эти женщины были такими же честолюбивыми, как и их коллеги мужчины. И так же стремились продвинуться по службе.

Ламброс пользовался авторитетом. Ламброс заседал во многих комиссиях. И в один прекрасный весенний день, как и было предсказано, Теодора Ламброса назвали ректором университета в Кентербери.

Когда Тед пришел домой после того, как ему сообщили замечательную новость, его так и распирало, чтобы в голос крикнуть: «Эй, Сара, я — ректор, черт меня дери!»

Но дома, конечно, никого не было. Он жил один. Совершенно один. И думал, что уже убедил сам себя, что ему так больше нравится.

Тем не менее сейчас его охватило странное чувство пустоты. Когда у него случались неприятности, Сара всегда оказывалась рядом, поддерживала, разделяя его боль. Теперь он чувствовал, что она нужна ему, чтобы разделить с ним его радость. Иначе в этих пустых стенах эта радость не имеет никакого смысла.

Ректора Кентерберийского университета чествует весь кампус. Но дома его скипетр и корона куда-то деваются, и он становится обыкновенным человеком. С обыкновенными потребностями.

Когда-то он был мужем и отцом. И сейчас, в минуту своего триумфа, он понял, как ему не хватает обычных составляющих полнокровной человеческой жизни.

В одну из суббот, три недели назад, Роб и его жена уговорили Теда пойти с ними кататься на коньках, надеясь поднять ему настроение. Они и представить себе не могли, что результат будет совершенно противоположным.

Ибо Тед видел вокруг себя на катке только отцов и их катающихся детей. Как отцы держат своих детей за руки. Как отцы поднимают и утешают своих малышей, упавших на лед.

Ему страстно захотелось снова обнять своего сынишку. И, как это ни больно признавать, ему также захотелось прижать к себе Сару.

Временами, среди ночи, он просыпался от мучительного одиночества. Единственным спасением для него было встать с постели, сесть за письменный стол и притупить свою боль работой. Чувств у него не осталось — эмоционально он был мертв.

Единственное, что еще продолжало в нем жить — благодаря внутривенным инъекциям научных исследований, — это его интеллект. Он уже был близок к тому, чтобы завершить свою чертову книгу, которая станет его научным пропуском в «дивный новый мир».

Ладно, если платить за все приходится одиночеством, то он воспользуется им сполна.

Лишь однажды за все это время он дал волю своим чувствам. Как-то вечером, через год после того, как он стал ректором, ему позвонил брат Алекс и сообщил, что их отец скончался.

На кладбище он стоял, обнимая мать и сестру. И рыдал.

Стоя по другую сторону могилы, Алекс тихо произнес:

— Он очень гордился тобой, Тедди. Ты был счастьем всей его жизни.

Тед смог лишь кивнуть.

Тем же вечером он вернулся в Кентербери, сел за письменный стол и снова стал работать.

Зазвонил телефон. Это была Сара.

— Тед, — сказала она нежно, — почему ты не позвонил мне? Я бы прилетела на похороны.

— Как ты узнала? — спросил он, пораженный.

— Мне позвонили из Гарварда. Мне так жаль. Он был замечательным человеком.

— Он тебя тоже любил, — ответил Тед. А затем, пользуясь случаем, заметил: — Жаль, он мало виделся со своим старшим внуком.

— Он виделся с ним во время последних рождественских каникул, — мягко возразила она, — и ты же знаешь, я пишу твоим родителям каждый месяц. И посылаю им фотографии. Все равно, если б ты только позвонил, я бы привезла маленького Теда на похороны. Думаю, для него это было бы важно.

— Как он?

— Очень опечален новостью, а в остальном все хорошо. По латыни он лучший в классе.

Теду отчаянно захотелось, чтобы она говорила и говорила с ним по телефону.

— А как движется твоя работа?

— Неплохо. Мою статью впервые взяли в журнал HSCP[72].

— Поздравляю. О чем она?

— Об Аполлоне Родосском. Что-то вроде выжимки из моей дипломной работы.

— Хорошо. Не терпится прочитать. А как продвигается твоя докторская?

— Ну, если все сложится, я закончу ее к началу лета. Камерон сейчас читает первую главу, а Фрэнсис Джеймс — вторую.

— Это тот новый преподаватель из Бейллиола?[73] Передай ему, мне понравилось его книга о Проперции[74]. А кстати, о чем ты пишешь?

— По-моему, я откусила больше, чем смогу пережевать, — засмеялась Сара. — Тема моя звучит так: «Каллимах[75] и его влияние на римскую поэзию» — ни больше ни меньше.

— Отлично, эта тема многих крепких ученых мужей раньше времени свела в могилу. О, прости, надо было сказать «людей», а не «мужей» — я же не противник феминизма. Все никак не привыкну к новой терминологии.