Читаем Однокурсники полностью

Однокурсники

Однако Дэнни не смог заставить себя рассказать эту страшную правду своему импресарио.

— Прости, мне действительно очень жаль, — сказал он мягко. — Но я должен остановиться прямо сейчас. Конечно, я обязательно напишу всем оркестрам, с которыми должен был выступать, и принесу им свои извинения. Ты мог бы… — Он помолчал. — Ты мог бы придумать для меня какую-нибудь болезнь. Гепатит, например.

— Мне бы этого не хотелось, — ответил Харок. — Всю свою жизнь я старался вести дела честно, без обмана, и сейчас мне уже поздно меняться. Хорошо, я сейчас проанализирую графики концертов и посмотрю, можно ли будет поставить на эти даты кого-то из музыкантов твоего калибра.

С нескрываемой грустью на лице он принялся шуршать своими бумагами. Вдруг тихо засмеялся, обрадовавшись.

— Что там? — спросил Дэнни.

— Я нашел одного пианиста, которым заменю тебя в Амстердаме, — это юный Артур Рубинштейн, восьмидесяти восьми лет от роду!

Боясь, что более не сможет сохранять присутствие духа, Дэнни встал, чтобы уйти.

— Спасибо, мистер Харок. Спасибо за все.

— Послушай, Дэнни, надеюсь, мы с тобой не потеряемся. В любом случае я обязательно приду послушать первое исполнение твоей первой симфонии.

— Спасибо.

Он повернулся к двери.

В эту минуту старик сказал ему вслед, словно спохватившись:

— Дэнни, если проблема в том, чтобы не играть на публике, есть возможность записываться. Посмотри на Глена Гульда или Горовица. А ведь столько блестящих произведений тобой еще не сыграно!

Дэнни просто кивнул и вышел. Он не смог сказать мистеру Хароку, что пианисты, которых он назвал, все еще играют обеими руками.

В два часа ночи Дэнни сидел дома почти в полном мраке своей студии на третьем этаже. Чей-то нежный голос прервал его одинокие страдания. Словно маленькая свечка зажглась в дальнем углу темной пещеры.

— Что случилось, Дэнни? — спросила Мария.

Она была в махровом халате поверх ночной рубашки.

— А почему ты решила, будто что-то случилось?

— Ну, во-первых, ты сидишь в темноте, значит, ничего не пишешь, это очевидно. А потом, вот уже несколько часов я не слышу никакой музыки. Впрочем, может, ты считаешь, что исполнение в тысячный раз детской песенки «Как мне маме объяснить» — это и есть настоящая музыка.

— Моцарт написал целую серию вариаций на эту тему, — ответил он не слишком убедительно.

— Да, я знаю. Ты любишь играть их на бис. Но я не слышу никаких вариаций, Дэнни. Потому и поднялась к тебе. Ты же знаешь, я никогда не мешала тебе прежде.

— Спасибо. Буду признателен, если ты и впредь не изменишь этой традиции.

— Я не уйду, пока ты не скажешь мне, что с тобой.

— Ничего особенного. Просто оставь меня одного, пожалуйста.

В душе он был рад, что она не послушалась, подошла к его креслу и опустилась на колени. Но когда она хотела дотронуться до его рук, он мгновенно отдернул их.

— Дэнни, ради всего святого, я вижу, как ты страдаешь. Знаю, ты нуждаешься во мне, милый, и вот я здесь. Мне хочется тебе помочь.

— Ты не можешь мне помочь, Мария, — с горечью произнес он. — Никто не может.

Он замолчал, ибо говорить был не в силах.

— Это из-за левой руки, да? Знаешь, я поняла — что-то произошло в тот вечер в студии. Я проходила мимо твоей спальни поздно ночью и видела, как ты сидел под лампой и неотрывно смотрел на нее, мне показалось — со страхом.

— С моей левой рукой все в порядке, — холодно ответил он.

— Я видела за обедом, как она дрожит, Дэнни. И я заметила, как ты старался это скрыть. Может, стоит показаться врачу?

— Уже показался.

— И?

Ответить словами он не смог. И просто заплакал.

Она обняла его.

— О Мария, — рыдал Дэнни, — я больше не смогу играть на фортепиано.

А затем он рассказал ей обо всем. О трагическом путешествии, которое началось в кабинете доктора Уитни и закончилось на приеме у доктора Вайсмана.

После того как он закончил свой рассказ, они долго проплакали в объятиях друг друга.

Наконец она утерла свои слезы и крепко схватила его за плечи.

— А теперь ты послушай меня, Дэнни Росси. Хотя все это и ужасно, но не смертельно. У тебя все еще есть профессия. И ты все равно будешь заниматься музыкой. И самое главное, ты все еще живой и будешь жить со своей семьей. Для меня это особенно важно. Я выходила за тебя замуж не потому, что ты лучше всех играл Листа. И не потому, что ты был звездой. Я вышла за тебя потому, что любила и поверила тебе, когда ты сказал однажды, что я тебе нужна. Дэнни, дорогой, мы же вместе, значит — справимся.

Мария не отпускала его, когда он прильнул к ее плечу, безмолвно рыдая.

И в отличие от публики, которая хлопает в ладоши, а потом расходится по домам, Мария всегда будет рядом. Она встала и взяла его за руку.

— Пойдем, Росси, надо немного поспать.

Они спускались по лестнице рука об руку. И когда очутились на втором этаже, она не дала ему уйти. Напротив, повела за собой по коридору.

— В твою спальню? — спросил он.

— Нет, Дэнни. В нашу спальню.