Однокурсники

От этого Джорджа Келлера я, наверное, скоро свихнусь. Может, он такой из-за того, что у него менталитет эмигранта. Вообще-то в настоящее время я разрабатываю собственную теорию о том, что размеры амбиций у любого американца обратно пропорциональны количеству времени, прошедшего с того момента, когда он ступил на эту землю.

Раньше я думал, будто у Ламброса шило в заднице. А ведь он здесь родился. Это его родители прибыли сюда на корабле. Но ничто, абсолютно ничто на свете не может превзойти бешеную упертость этого венгра, который приехал в Америку всего пару месяцев тому назад. Будь он локомотивом, то давно взорвался бы от перегрева — так сильно он загружает свою топку.

Когда я просыпаюсь в 8 утра — для меня это безбожно рано, — он в это время уже вовсю трудится, давным-давно проглотив свой завтрак. Почти каждый день он сообщает мне чуть ли не с гордостью, что первым пришел утром в столовую. (Сравните с Ньюолом, который счастлив от мысли, что ни разу не встал к завтраку за все время своего пребывания в Гарварде.)

Джордж взял у меня в долг пятьдесят баксов (пообещав обязательно вернуть, когда ему начнут выплачивать стипендию) и купил портативный магнитофон, который носит с собой на все занятия.

И вот теперь он прослушивает лекции еще и днем, в записи на магнитофоне, чаще всего по нескольку раз — до тех пор, пока практически не выучивает их наизусть. Большинство лекций — на русском языке. Для него это, наверное, здорово, но у меня такое чувство, будто я вдруг поселился в Кремле. Не говоря уже о том, что Джордж целыми днями не вылезает из квартиры.

И у нас действительно возникли некоторые проблемы с Тедом и Сарой. Джордж с пониманием отнесся к их потребности бывать вдвоем, наедине друг с другом, но он упорно твердил, что, если они будут пользоваться моей комнатой, это не будет ему мешать, поскольку он сможет продолжать заниматься в гостиной.

Мне пришлось очень тактично объяснить ему, что это они будут сильно возражать. В конце концов Джордж согласился уходить в библиотеку и сидеть там с четырех до полседьмого в те дни, когда Тед и Сара временно занимают наше жилище.

А теперь самое удивительное. Я понятия не имею, в какое время он ложится спать. Если честно, у меня есть смутное подозрение, что этот паренек вообще никогда не спит! И пару ночей тому назад я стал свидетелем жутковатого зрелища.

После обильных возлияний в «Порце» мой организм вынудил меня подняться в два часа ночи по естественной нужде. И когда я стоял над унитазом, стараясь не промахнуться, то вдруг услышал, как из душевой доносится какой-то загробный голос, который выводит что-то вроде «начать — начал — начнет, махать — махал — махнет, петь — пел — споет».

Я позвал Джорджа по имени, но вместо того, чтобы сразу откликнуться, он по-прежнему долдонил глаголы в своей эхо-камере, облицованной кафельной плиткой.

Тогда я отодвинул душевую занавеску. Он стоял почти голый, если не считать модных облегающих плавок, с учебником по английской грамматике в руках. Он почти не обратил на меня внимания, поскольку продолжал бубнить все новые слова, забивая их себе в голову.

Я предостерег его, сказав, что он доведет себя до смерти. На это он ответил: «Доводить — доводил — доведет».

Я пошел к раковине, набрал стакан холодной воды и вылил ему на голову. Он задрожал и посмотрел на меня с удивлением, после чего вырвал из моей руки занавеску, задернул ее и возобновил свою глагольную гимнастику.

«Показать — показал — покажет, сказать — сказал — скажет».

«Какого черта, — подумал я. — Пусть убивает себя — мне-то какое дело».

Я плотно закрыл за собой дверь в ванную комнату, чтобы, по крайней мере, Ньюолу было спокойнее, поплелся назад к себе в постель и уснул.

Или, как сказал бы Джордж, уснуть — уснул — уснет.

*****

— Привет, папа. Это Джейсон. У меня отличная новость.

— Тебя плохо слышно, сынок. Какой-то ужасный гудеж стоит. Откуда ты звонишь?

— Гудеж — подходящее слово. Вся команда по сквошу гудит в моей комнате. Мы выбирали капитана университетской сборной на будущий год, и по глупому недоразумению все проголосовали за меня.

— Сынок, — радостно воскликнул Гилберт-старший, — это же потрясающая новость! Даже не терпится рассказать все твоей матери. Готов поспорить, ты и в теннисной команде тоже станешь капитаном.

Повесив трубку, Джейсон вдруг почувствовал смутную, необъяснимую грусть. Наверное, его расстроило последнее высказывание отца. Ведь он позвонил домой, чтобы сообщить о своем большом успехе. И хотя отец не скрыл своей радости, заключительной фразой он словно дал понять, что ждет от сына еще больших достижений и большей славы. Неужели этому не будет конца?

— Эй, капитан! — Ньюол легкомысленно прервал его раздумья. — Никак ты еще трезвый?

— Да, — рассмеялся Джейсон. — Я же не мог допустить, чтобы отец решил, будто мы — сборище пьяных бездельников, хотя так оно и есть.