Читаем Однокурсники полностью

Никто из игроков в испанской паре не обладал мощным ударом, и первый сет Джейсон с Фанни взяли с легкостью. Но затем их соперники стали гораздо точнее посылать длинные обводящие мячи мимо Фанни под заднюю линию, заставляя Джейсона бегать из угла в угол до изнеможения.

После затяжной битвы он взмок от пота и едва дышал под жарким солнцем и в разреженном воздухе Швейцарии.

Не имея сил даже на то, чтобы пойти переодеться, он просто рухнул на скамью, отдавшись во власть своей усталости. Фанни подошла к нему, неся два бумажных стаканчика с минеральной водой, и присела рядом.

— Слава богу, мы проиграли, — сказала она, вытирая ему лицо полотенцем. — Не представляю, как бы мы пережили еще один такой же длинный день. Но вот что я скажу тебе, Джейсон. По-моему, для первого раза мы сыграли с тобой не так уж и плохо. В следующем году мы смогли бы проиграть с гораздо меньшим счетом.

— Да, но в следующем году не получится. У меня другие обязательства.

— Обязательства? — переспросила она, не понимая. — Ты что, с кем-то помолвлен?

— Ну да, — ответил он, растягивая момент неопределенности. — Мою невесту зовут Военно-морская пехота Соединенных Штатов. Я обязан предоставить в ее распоряжение свое тело на два года, начиная с сентября.

— Какое расточительство для такого красивого тела!

Она улыбнулась.

— И когда ты возвращаешься в Штаты?

— У меня в запасе еще недельки три, — ответил он. И затем посмотрел ей прямо в глаза. — Я бы хотел провести их с тобой, и я имею в виду не теннис.

— Думаю, это можно устроить, — сказала она.

— У меня есть «фольксваген», — произнес он. — Куда бы тебе хотелось поехать?

— Я всегда хотела увидеть Венецию.

— Почему? — спросил Джейсон.

— Потому что там тоже есть каналы — как в Амстердаме.

— Лучшей причины и не придумать, — ответил он.


Сначала они не спеша проехались по горным дорогам Швейцарии. Затем спустились в Италию, где провели несколько дней на озере Комо. И все это время они постоянно разговаривали.

Вскоре у Джейсона появилось ощущение, будто он давно и близко знаком со всеми ее друзьями и мог бы даже перечислить их по именам. А Фанни открыла для себя, что ее новый друг гораздо более интересный человек, чем просто светловолосый красавчик-теннисист, которого она рассматривала с восхищением, когда впервые заметила его в многолюдном вестибюле гостиницы.

— А какой ты американец? — спросила она его, когда они расположились на берегу озера для пикника.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, если ты не индеец, твои предки должны были откуда-то приехать в Америку. Гилберт — это английская фамилия?

— Нет, придуманная. Когда мои бабушка с дедушкой прибыли на остров Эллис[49], они носили фамилию Грюнвальд.

— Они немцы?

— Нет, русские. Русские евреи на самом деле.

— А, значит, ты еврей, — сказала она с несомненным интересом.

— Да, но лишь отчасти.

— Как можно быть лишь отчасти евреем? Это как если бы кто-то был отчасти беременным, разве не так?

— Видишь ли, Америка — свободная страна. И мой отец решил, что поскольку религия для него ничего не значит, то он может — как это ему представлялось — присоединиться к основному большинству.

— Но ведь это невозможно. Еврей не может быть никем, кроме еврея.

— Почему? Вот ты — протестантка, но разве ты не сможешь стать католичкой, если тебе этого захочется?

Она посмотрела на него с недоверием.

— Джейсон, ты вроде бы умный человек, а приводишь такие наивные доводы. Неужели ты думаешь, будто Гитлер пощадил бы тебя и твоих родных из-за того, что вы отказались от своей веры?

Он начал сердиться. На что она намекает?

— Почему все вспоминают Гитлера, когда стараются убедить меня в том, что я — еврей? — спросил он.

— Боже мой, Джейсон, — ответила она, — как ты не понимаешь, что Атлантический океан защитил тебя и твое детство? Я ведь росла при фашизме. И видела, как забирали наших соседей. А мои родители даже укрывали одну еврейскую девочку всю войну.

— Неужели?

Она кивнула.

— Еву Гудсмит. Мы с ней росли как сестры. Ее родители владели фабрикой по производству фарфоровых изделий и были — как они сами считали — столпами голландского общества. Но это не произвело никакого впечатления на солдат, которые их увели.

— А что с ними случилось? — тихо спросил Джейсон.

— То же, что и с миллионами евреев по всей Европе. После войны Ева искала родителей, все время искала. Она ходила по всем бюро и агентствам, какие только были на тот момент, но — никаких следов. Нашли только ее дальнего родственника, который оказался в Палестине. Окончив школу, она уехала туда жить. Мы до сих пор поддерживаем связь. По сути, я езжу к ней почти каждое лето, посещаю ее кибуц в Галилее.

После этого разговора и еще нескольких других на ту же тему, которые они вели все то время, пока были вместе, в голове у Джейсона выкристаллизовалось твердое желание изучить историческое наследие своего народа. По иронии судьбы, этим решением он был обязан не кому-то из евреев, а голландской девушке, христианке, которую любил с каждым днем все больше и больше.

Перейти на страницу:

Похожие книги