— Вы, пожалуй, правы. Если между вами и этой особой был уговор насчет устройства моей судьбы, то с моей стороны слишком наивно изображать из себя рыцаря. И я скажу — на здоровье. На то у вас и тятенькины миллионы, и денежка, которую вы сейчас выторговали у немца за миткаль — тоже пригодится.
Пухлые бритые щеки Пятова стало подергивать; но красные губы силились улыбаться. Одной ногой он нервно дрыгал, сохраняя все ту же позу на краю письменного стола.
— Счастливо оставаться! — кинул ему Заплатин, берясь за свою фуражку.
— Доброго здоровья! У вас, должно быть, нервы не в порядке. А насчет той особы будьте благонадежны.
Она окажется посильнее нас обоих.
Что-то еще сказал Пятов; но Заплатин уже не слыхал этих слов, и только на улице морозный воздух, пахнув ему в лицо, освежил голову и заставил овладеть собою.
XIV
Дни летели у Нади Синицыной так быстро, что она точно теряла им счет.
Давно ли выпал первый снег, а теперь уже и Новый год позади.
Она вспомнила о Новом годе только за день до него — так она была увлечена репетициями в кружке пьесы, где ей сразу дали главную роль.
Вспомнила и о Ване Заплатине, забежала к нему, не застала дома, хотела написать записку — и не написала.
А в тот же день вечером она — на репетиции условилась отужинать в складчину и встретить Новый год на сцене.
Пригласить его она не могла. Ему слишком противно ее театральство, а если и придет, то будет хмур и неприятен, пожалуй, еще к кому-нибудь приревнует.
Так и пролетел Новый год.
Она забежала домой на минутку, под вечер, чтобы переодеться — и опять на репетицию.
Репетировать будут в первый раз с обстановкой, и она уже приготовила себе платье, в котором должна «создать» эту роль.
Это выражение она уже употребляет.
Хозяйкой своей меблировки Надя очень довольна. С горничной она ладит, комнаты содержатся чисто, и полная свобода насчет возвращения домой в поздние часы.
И еда — сносная.
Только что она перешла в свою спаленку — достать платье, в котором будет играть, — из коридора постучали.
Это ее немного удивило. Прислуга никогда не стучит; а никого постороннего она не ждала.
— Войдите! — громко крикнула она, не выходя в первую комнату, где у нее стояло и пианино.
Послышались мужские шаги. Она их сейчас же узнала.
— Это ты… Ваня? — окликнула она.
— Я, — ответил Заплатин глухо.
— Сейчас… подожди.
Надя положила платье на кровать и вышла к нему в первую комнату.
Заплатин вошел прямо в пальто и, у двери, стал снимать калоши, оставаясь еще в фуражке.
— Здравствуй… С Новым годом. Мы давненько не видались.
— Давненько, — повторил Заплатин и стал снимать пальто.
— Садись… вот сюда! — пригласила она его на угловой диван. — Ты все время был в Москве?
— А то где же?
— Я к тебе заходила… Тебе говорили?
— Нет, никто не говорил.
— Как же, я была… Думала встретить с тобою Новый год.
— Думала? — переспросил Заплатин с особым выражением.
— Мы встречали целой компанией на сцене, после репетиции. Я, признаюсь, боялась, что тебе будет неприятно в этой компании.
Она не договорила. Заплатин сидел, не глядя на нее прямо, и перебирал в руках околыш фуражки; потом бросил ее на стул, рядом, и тогда обернулся к ней лицом.
Оно почти испугало Надю.
— Что с тобой, Ваня? Ты нездоров?
— Послушай, — начал он вздрагивающим голосом, — зачем ты так поступаешь со мною?
Как будто испугавшись, она встала и отошла к окну.
— Как?
И он быстро поднялся.
— Вы с Элиодором Пятовым, твоим теперешним покровителем, надумали средство устранить меня… совсем, когда кончу курс.
— Не понимаю, что ты говоришь, Ваня. Как устранить?
— Не лги, ради Создателя! Не лги! — крикнул он и весь задрожал.
— Я не понимаю, что ты говоришь, — повторила она сильным голосом и, чтобы показать ему, что она его не боится, сделала к нему два шага.
— Не понимаешь?.. Ха, ха! Из каких же это побуждений — из любви ко мне, что ли, Пятов на той неделе стал предлагать мне — содержать меня, на свой счет, целых два года, чтобы я ехал за границу и готовился там на магистра?
— Я в первый раз слышу это.
— А я не верю тому, что ты говоришь. Расчет, кажется, ясен — он хочет удалить меня, чтобы я не торчал тут, чтобы ты попалась ему в сети.
— Да я-то тут при чем, скажи на милость? — возразила
Надя, начинавшая приходить в себя.
— Как будто ты до сих пор не понимаешь, какие виды он на тебя имеет!
— Это его дело! Может, и замечаю. Но я им не увлечена.
— А бегаешь к нему, принимаешь от него завтраки, пьешь шампанское, берешь с него деньги за пустяшные переводы. И все это ты делаешь так, бессознательно, не понимая, чем все это отзывается? Ах, Надя, Надя!
Он почти упал на диван и опустил голову на подушку.
Надя ждала, что он зарыдает. Она присела на диван и начала говорить мягче, дотронулась рукой до его плеча.
— Постыдись, Ваня! Твоя ревность — просто безумие. Ты отравляешь жизнь и себе и мне.