Однолюб (СИ)

И опять же, в любое другое время мужчина б смутился. Но сейчас он воспринял это как вызов, проверку на страх. Могучие плечи развернулись ещё шире, гордо взлетела красивая голова: Роман не собирался никому уступать...

Впрочем, толпа непостоянна. На то ведь она и толпа... Какие-то мгновения грозный пристав ещё владел общим вниманием, а потом каждый переключился на собственные дела. Благо, последних хватало...

Но вот Роман отходил далеко не так быстро. Единожды дав волю гневу, мужчина не мог поменять свой настрой за каких-нибудь полчаса. Пожалуй, он даже жалел, что никто не решился ему ничего сказать...

Текли минуты. Пристав сидел, синхронно записывая всех проходящих, молчал.

Внутри бушевал океан...

Постепенно, потихоньку, но окружающая реальность стала мигать. Не исчезать, нет, не блекнуть даже - именно мигать, как, например, мигает лампа, если кто-то постоянно дергает переключатель туда-сюда. Свет-тьма. Свет-тьма. Свет-тьма. Примерно так.

Перед внутренним взором Романа разворачивалась, выдергиваемая короткими "щелчками", другая реальность... Точнее нет, не совсем так. Другая реальность - это ведь что-то из фантастики, области Лукъяненко, Орлова и прочих "мастеров пера". А пристав видел иное. Видел прошлое, как и вчера. Только картинка была другая...

Очень близко, почти вплотную к "виртуальному" Роману, брела небольшая кучка людей. Человек, наверно, пятнадцать. Все унылые, избитые, в церковных рясах. Все с длинными бородами - хотя у некоторых, как заметил пристав, оные достоинства носили следы откровенного воздействия огня. Сквозь прорванную одежду виднелись раны, засохшая кровь. Кое-кто был и вовсе бос... Но, тем не менее, представители воли Господней держались спокойно. Без паники, истерики, криков... с какой-то злой обреченностью, решимостью идти до конца.

А по краям данной процессии вышагивал конвой. Пяток крепких матросов с винтовками на плечах...

Вот дошли, встали. "Мигающий" взгляд чуть метнулся, Роман увидел десятки сваленных вместе трупов. Много, очень много. Тут были все: и священники, и люди с погонами офицеров, и просто мужчины с женщинами, одетые в гражданку... Бросились в глаза, резанув какой-то особой болью, лица мертвых мальчишек. Совсем молодых, лет, наверное, всего по двенадцать. Рядом валялись, втоптанные в грязь, кресты...

"Взгляд" вернулся. Теперь церковнослужители стояли неровным рядом, напротив же, шагах в двадцати, строились палачи. Они не были едины - вскидывали ружья уже упомянутые матросы, целились люди в длинных, знакомых по прошлым видениям шинелях. Впереди, что-то зачитывая, стоял комиссар...

Роман видел лица тех, кто собирался стрелять. Далеко не все из них олицетворяли кровожадность или злость. Многим, очевидно, было просто плевать. Глаза нескольких, как показалось мужчине, вообще выражали презрение... презрение к тому, что они здесь творят...

Но, конечно, были другие. Те, кто хотел смерти, хотел крови - этих священников, и ещё, ещё, ещё... И первым - ну разумеется! - выделялся комиссар. Роман буквально чувствовал исходящую от него ауру зла. Зла и уничтожения, направленного на всё, имеющее хоть малейшее отношение к "старому миру", традиционному укладу, слову "русский" вообще...

Именно про таких как он - огалтевших, озверевших от ненависти и злобы, и были сказаны Столыпином ставшие впоследствии известными слова...

Революционер закончил читать, что-то приказал...

Роман знал, что бойцы Белых армий практически не брали в плен комиссаров. "Я горжусь тем, что в Крыме нет ни одного столба, на котором я не повесил бы большевика" - так, кажется, сказал в своё время генерал Слащёв? Знал пристав и то, что похожий приказ - "о комиссарах" - был издан в войсках вермахта летом 1941 года, когда началась Великая Отечественная Война... Роман, естественно, понимал. Но понимал теоретически так сказать... И только сейчас - увидев эту жестокое, злое лицо убийцы-профессионала - прочувствовал всё до конца. Океан гнева, пылающего внутри, вскипел.

Кровь за кровь!!!

...И в этот миг один из матросов, стоящих с краю, бросил ружье... Роман ошалел. Ошалели, судя по всему, и другие, включая идейного социалиста... А матрос - если приглядеться, то становилось видно, что он совсем еще молод, лет, от силы, двадцати - шагнул вперед и стал говорить. Судя по всему горячо, судя по всему - жарко. И только глядя на рубящего рукой воздух парня пристав действительно пожалел, что в его "виртуальную реальность" не доносилось ни единого звука...