Однополчанин

Люди меняются, однако глубоко в середке человек остается прежним. Ну, Речка, я тебе сейчас покажу, как от друзей отказываться. Шагом на встречу и уклонением от пытающего держать дистанцию рукопожатия, я перевожу встречу в клинч и заключаю Речку в объятия, щедро оставляя на его летней курточке отпечатки грязных ладоней. Беспомощный Речка грамотно пытается повесить на меня свою сотню килограмм для того, чтобы разорвать дружеские объятия. Стоящие в очереди за билетами смотрят на сцену с интересом.

– Ну, как ты? – разрываю дистанцию я.

– Да, все хорошо, – басит Речка.

– Где, как пристроился-то?

– Да я восстановился, закончил приборостроительный, сейчас в КБ работаю инженером. Там к нам американцы зашли с СП – совместным предприятием.

– А я… Я вот здесь, на вокзале, пристроился, – широко развожу руки, гордо показывая монументальные просторы вокзала, будто я имею отношение не только к его возведению, но и совладению тоже.

Взгляд Речки становится совсем печальным – его подозрения полностью оправдались – и перед ним вокзальный завсегдатай – лицо без определенного места жительства.

– А ты куда собрался? – интересуюсь я.

– Я к родителям еду, они у меня в соседней области живут…

– Это на каком поезде? Я все расписание наизусть знаю.

– Да, еще билеты не купил, – Речка, ожидая неприятностей, пытается любыми способами свернуть беседу.

Но я неумолим:

– У нас уйма времени. А знаешь что, Речка, а пойдем в буфет, а? Нашу встречу надо обмыть, ведь нам есть что вспомнить? Помнишь, мы тебя перед столовой с Джентосом на шухер поставили, а сами сломали каптерку этого жирного «бесчувственного человека», Аю? Сахарка и масла взяли для пацанов нашего призыва. Сладкий был сахарок, а, Речка?

– Да я не знаю…

– Да, чё тут знать-то, Речка? Пошли! Слушай, а ты, часом, не женился еще? – я дожидаюсь отрицательного Речкиного мотания головой, и продолжаю наседать, – Здорово! Тогда точно пойдем, я тебя с нашими девчонками познакомлю. У меня тут Ритка и Галка есть, они такие классные… Ты кого хочешь? Да морду-то не вороти, ты их еще не видел. А, знаешь, что? Я тебе обеих отдам, пошли!

– Я, пожалуй, не пойду, – пытается твердо отказать Речка.

– Ты не пойдешь со мной? А помнишь, как я тебя от «бесчувственных людей» спасал?

– Да мне билеты надо купить, а потом…У меня еще дела в городе.

– Да, жаль… А, знаешь, что, Речка… Дай мне тысяч двадцать, взаймы?

– Я…Я не могу дать столько. Вот пять тысяч.

– Ты мне не можешь дать двадцать тысяч? Мне, своему боевому товарищу, суешь один бакс? А помнишь сколько раз я тебя от «бесчувственных людей» спасал, а? – я не оставляю надежды на финансовое спасение сослуживцу.

Речка со вздохом отсчитывает мне двадцать тысяч деревянных.

– О, спасибо, земеля, – пытаюсь снова обнять я сослуживца, но потеря денег делает однополчанина более решительным, и он меня отстраняет.

– Я скоро вернусь, принесу тебе в бумажном стаканчике… Обещай, что дождешься, – объявляю я и направляюсь в туалет.

В туалете я мою руки, бреюсь, душусь одеколоном и обличаюсь в одежду из сумки. Все занимает минут десять. Но вернувшись к кассам, я земелю не обнаруживаю. Не дождался, ушел однополчанин. Ощущения от встречи были неоднозначные: грустные – ведь Речка по-настоящему был хороший человек, но от меня отказался и веселые – проучил я его маленько. Так что, купив билеты, отправился я в привокзальный кабак – истратить Речкины деньги и вспомнить всех моих однополчан.