Я хоть и интересовался колоритом Женевы еще до попадания сюда, но о родном мире пришлых и тем более особенностях жизни эльфов знал не так уж много. Впрочем, фотографии картин, изображавших заповедные леса хозяев другого мира, все же видел. Вокруг меня к высокому потолку стремились толстые стволы с матово-белой корой. Белый цвет тут вообще доминировал, и даже листья на деревьях были очень светлыми, с легкой голубизной. Пространство между стволами явно заполняла иллюзия, дававшая ощущение бескрайности окружавшего меня леса. Надеюсь, что посматривал я по сторонам с не очень широко раскрытым ртом и не с явным видом сельского дурачка. В общем, появившегося рядом со мной человека во фраке я заметил не сразу. То, что это не такой же, как и я, гость, а обслуживающий персонал, стало понятно по белым перчаткам и серебряному подносу, который он чуть приподнял с явным намеком. Поднос был пуст, так что, скорее всего, предполагалось, что туда нужно что-то положить. Наконец-то мозг заработал на полную и выдал правильный вариант. Когда приглашение опустилось на серебряную поверхность, лакей тут же куда-то исчез.
Ну и что мне делать дальше? Где в этом условно бескрайнем пространстве искать итальянца, да еще и стараясь с разбегу не влететь башкой в прикрытую иллюзией стену?
— Назарий, — послышался за спиной знакомый голос, едва не вырвавший из меня облегченный вздох.
— Майкл, рад вас видеть, — совершенно искренне поприветствовал я коллегу.
В ответ Пачини легко поклонился, затем обвел рукой окружающее пространство:
— Ну и как вам интерьер?
— Богато.
— Что, простите? — переспросил мой коллега, потому что я прокомментировал увиденное по-русски.
— Впечатляет.
— Да уж, действительно, — с непонятной интонацией высказался мой собеседник. — А если честно?
Я сначала не понял, о чем это он, а затем, догадавшись, подпитал свой дар Живой силой. Энергии творения в этом вроде волшебном месте оказалось очень мало.
— Декорация, — сменил я свою оценку, и, если честно, с сожалением.
— Вот именно, — согласился со мной Майкл, и, как мне кажется, тоже с некой печалью. — Увы, это оборотная сторона нашего с вами дара. Чтобы ощутить восхищение, нам нужно прикоснуться к чему-то настоящему, а вот вся эта иллюзия если и вызывает какие-то эмоции, то, увы, очень ненадолго. Ладно, давайте поговорим о более приятных вещах, но не здесь.
Он сделал приглашающий жест куда-то в сторону бесконечной иллюзии справа. Хорошо, что Пачини двинулся впереди, потому как я опять ощутил беспокойство, что ткнусь лбом в стену. А вот Майкл совершенно не переживал: он приблизился к одному из древесных стволов и пошел вокруг него, тут же пропадая из поля моего зрения. Я двинулся следом и понял, что за стволом находится уютная беседка, причем вокруг нее опять же раскинулся бескрайний лес, и никаких тебе лакеев, а также выходящих из лифта гостей. Да и сам лифт куда-то пропал.
От немного растерянных оглядок меня отвлек голос Майкла:
— Я вчера связался с Карлайлом. Он поначалу пытался угрожать, но если вы у нас специалист по, так сказать, жестким контактным переговорам, то я мню себя мастером переговоров удаленных. Двадцать минут спора, и мы все же пришли к устраивающему нас обоих соглашению. По сто тысяч франков вам и пострадавшей девушке.
Сумма впечатляла, но явно не на уровне моего собеседника. Так что я благодарно кивнул, но все же не удержался от вопроса:
— А вы что с этого получили?
— Ну, кроме удовольствия сделать доброе дело, мне досталась одна важная информация, которой я с вами поделиться не могу.
— Резонно, — кивнул я.
Повода быть недовольным у меня совершенно не было, да и Йохан обрадуется. Я хотел скинуть ему еще четвертак за помощь, но он взял для Дверга лишь то, что мы оговорили. Поэтому, чтобы не чувствовать себя должным, мне удалось договориться, что отдам ему треть компенсации, какой бы она ни была. Еще тридцать три штуки точно обрадуют моих друзей.
— С вами приятно иметь дело, — с легкой улыбкой обозначил я поклон Майклу. — Но, если честно, я так и не понял, зачем Карлайлу вообще понадобился оценщик.
— А зачем любому творцу нужны зрители? — вопросом на вопрос ответил итальянец. — Создавать что-либо просто для себя — бессмысленно. Каждый хочет признания, причем чем выше экспертный уровень, тем приятнее. А мы с вами, Назарий, находимся на вершине этой пирамиды. Мы не просто оценщики, мы — уникальные ценители, способные понять то, что обычному зрителю не под силу. Распознать замысел автора, разделить с ним его устремления и восхититься так, как не восхищается никто.
— Да уж, навосхищался я там, — с истекающим ядом иронией вставил я.
— Не знаю, какой смысл вы вкладываете в слово «восхищение», но вы ведь прониклись, прочувствовали все, что он вложил в свое творение, и именно это самое ценное для любого творца.
Не знаю, это особенность моего дара или просто персональный сдвиг психики, но я на мгновение опять, пусть и не в полной мере, пережил все то, что чувствовал, прикасаясь к серебряным струнам.