Одновременно: жизнь

Однако ничего я не увидел, хоть и выехал довольно рано, чтобы доехать до Одессы засветло. Не вышло! Во-первых, в Молдове общеевропейское время, в отличие от России, во-вторых, ещё на окраинах Кишинёва нас встретил плотный туман, а когда мы выехали за город, оказались в таком тумане, который я могу назвать просто глухим. В таком тумане, кажется, даже звуки не слышны или далеко не улетают. Мне трудно классифицировать видимость, но, думаю, видимость была нулевая. Дорожные знаки мы могли разглядеть, только подъехав к ним вплотную. Придорожные деревья видны были едва, а они представляли собой нечто пугающее и до жути красивое. Я прежде такого никогда не видел: они были покрыты инеем, но инеем совершенно особенным…

Видимо, ночью был сильный ветер, и приморозило. Ночной туман летел и остывал, оставаясь на ветках в виде длинных наростов от трёх до пяти сантиметров. Эти наросты были как сталактиты, но только выросшие параллельно земле. На стволах, на ветвях и веточках, на каждом миллиметре древесных фигур были маленькие, белые горизонтальные сосульки. И на высоких травинках было то же самое, только меньшей длины. В белоснежном тумане всё это выглядело как декорация – огромная и выполненная невероятными мастерами, которые не упустили ни одной детали. Но вся эта декорация, казалось, находится в бесконечном павильоне, который заполнили дымом, и мы просто не видим стен и конструкций, а также тех, кто сделал такую красоту.

Я ехал из Молдовы, в которой настроения, надежды и смыслы туманны… Ехал в Украину, в Одессу, где смыслы, настроения и надежды тоже туманны, но по-другому.

Засветло добраться до Одессы не удалось. Границу проходили уже в темноте, а туман был такой, что фигуры пограничников и таможенников становились видны метра за четыре, и как бы возникали из матового сплошного белёсого фона, подсвеченного жёлтыми больными огнями. От границы до Одессы я задремал и проснулся уже в «Жемчужине у моря».

Прежде не бывал в предновогодней Одессе, только осенью или весной. Но было хорошо. Предновогодняя суета в этом особенном городе не особенно суетлива. Видимо, одесситам не свойственна торопливость. Играл спектакль с большим удовольствием. Играл, понимая, что в этом году и в ближайшие пару месяцев мне на сцену не надо. Можно было выложиться. Выложиться так, чтобы упасть в гримёрной и не шевелиться. Одесская публика хороша для такого исполнения! В Одессе чувствуют и вылавливают слово, как мало где.

После спектакля, совершенно запыхавшись и без сил, я сидел, ощущая себя марафонцем, не просто пробежавшим марафонскую дистанцию длиною в гастрольный год, но и марафонцем, который этот забег выиграл – и теперь можно подумать об отдыхе. Я долго улыбался после этого спектакля.

Через четыре часа после того, как отшумели аплодисменты в Одессе, я улетел в Москву, пересел с самолёта на самолёт и утром приземлился в аэропорту Храброво, недалеко от Калининграда. Ещё не забылся черноморский ветерок, а я уже вдохнул балтийского бриза.

Общение с одесситами было коротким, но очень насыщенным. Мои одесские друзья говорили много, горячо, в основном о том, чем живёт предновогодняя Украина 2013 года.

Те, кто обычно между собой спорит, столько, сколько я их знаю, в этот раз не спорили. Они были единодушны в том, что сдаваться нельзя, что нужно держаться и быть терпеливыми, а в противном случае – позор и тьма. От усталости я слушал их невнимательно, но видел и слышал, сколько в них и благородного и наивного вместе. Я видел, как много в них иллюзий, но при этом гордости. А самое главное – я видел не спокойных, махнувших рукой на себя и сегодняшнее время людей, видел людей, по-разному понимающих ситуацию, но убеждённых в том, что честь и достоинство, пусть даже порой граничащие со спесью, – не пустой звук. Я видел людей, которые гордились. Кто-то гордился самим собой, кто-то – теми, кто стоит в Киеве на майдане, кто-то гордился, что послал им деньги, кто-то ещё чем-то… Но у них у всех была какая-то гордость, и было чем и за что гордиться.

Когда подлетал к Москве, столица наша светилась таинственным и непостижимым огненным пятном. На столице лежали низкие облака, а проще сказать – туман. И улетал я сквозь туман. И утро в Калининграде было туманное. Но туман был такой… В общем, по приборам сесть было возможно. Вот мы и сели, слава богу. Я дома – а завтра Новый год!

2 января

Не знаю, как у кого, а у нас Новый год получился хороший: негромкий, но весёлый. И даже не хватило новогодней ночи, чтобы утолить возникшее веселье. Возможно, не хватило ночи потому, что веселье было небурным. Бурное веселье быстро разряжает внутренние батареи. А нынче веселье получилось каким-то умеренным и потому затяжным.