Одолень-трава

Он немного походил по утоптанным дорожкам дворового скверика, потом присел на вкопанную в землю скамью. Поблизости две девочки лет пяти увлеченно играли в песок, мальчишка, их сверстник, гонял мяч. Время от времени он подбегал к подружкам, будто бы нечаянно, гоняясь за мячом, разрушал, растаптывал их песочные дворцы, они его возмущенно ругали, но мальчишке эта ругань, похоже, доставляла удовольствие, потому что, побегав-побегав в сторонке, он снова появлялся в песочном городке и снова проделывал свою разрушительную работу.

Когда-то и Вика была такой же вот девочкой и играла в этой песочнице. И вроде бы не так давно это было. Летят годы…

В последнее время Викентий Викентьевич все чаще думал о дочери. То вспоминал ее маленькой, то пытался представить, что с ней будет и какой она будет через пять, через десять лет. Даже в размышлениях о себе, о своей жизни, особенно при подведении предварительных, как он их называл, итогов, Вика оказывалась на первом плане. Это и понятно: ведь уходя из жизни, он останется в ком же еще, как не в дочери? Продолжит ли она его? И не в том вопрос, продолжит ли она дело, которому он отдал жизнь (хотя это было бы, наверное, наилучшим «продолжением»). Вике не обязательно быть учителем отечественной истории, если у нее нет к этому склонности. Когда говорится: дело отцов продолжают дети, вряд ли это следует понимать в узко профессиональном смысле. Много ли передалось от него дочери самого сокровенного, останется ли в ней его главная суть: его понимание жизни, его горячая любовь к родной стране — вот в чем вопрос. Останется ли? Его кровь течет в ее крови. Но ведь одного этого мало. Так ли он воспитал дочь, сумел ли свои мысли сделать ее мыслями?.. Как бы хотелось дать утвердительный ответ на эти вопросы, но надо ли выдавать желаемое за сущее? У него сейчас даже нет уверенности, что хорошее имя выбрал для дочери. Виктория — Победа. Но кто и когда звал ее полным именем? Оно записано в метрике, в паспорте, а зовут ее все — и он вместе со всеми — Викой. Вика же на русский слух — не что иное, как злак из семейства бобовых. Как-то даже частушку пришлось слышать: чечевица, чечевица, чечевица с викою…

Ну, имя еще не самое главное. А вот то ли он делал, те ли слова говорил дочери, когда она была еще совсем маленькой и когда стала взрослой? И не слишком ли заботливо оберегали ее — и он сам, и особенно, добрая душа, Викина мама — от всяких житейских невзгод, хотя вроде бы и знали, что только преодоление их и вырабатывает характер, делает человека человеком…

Какие мощные ветры ныне дуют с Запада, какие повальные эпидемии несут с собой и в одежде, и в музыке, и даже в образе мышления современной молодежи! Вершинной, заветной мечтой многих и многих русских ребят становится заиметь импортные, с наклейками, штаны; хорошим тоном считается слушать не свою, а опять же импортную магнитофонную музыку, танцевать те же чужие и чуждые танцы… И кому, как не старшим, следовало бы думать о заблаговременных прививках против этих эпидемий, о том, чтобы свое национальное в глазах молодежи не было чем-то второсортным по сравнению с чужим. Сумел ли он сам привить дочери это чувство первородства?..

Словно бы живая иллюстрация к мыслям Викентия Викентьевича, через домовую арку в садик вошла с ревущим транзистором через плечо молодая парочка. Одеты были молодые люди в одинаковые фирменные штаны и одинаковые же черные свитера, отличаясь друг от друга разве что длиной волос: у парня покороче, у девушки — до плеч. Они пошарили глазами по садику, высмотрели свободную скамейку по другую сторону песочницы и уселись на нее. Уселись, разумеется, на спинку скамьи, а на то место, где бы надлежало сидеть, поставили ноги в грязных башмаках. В последнее время стало входить в моду садиться именно так, на спинку скамеек. А если вошло в моду, уже совсем не важно, что кто-то потом сядет на то место, где сейчас красуются их грязные башмаки, важно, что и в этом новшестве они не отстают от других, идут в ногу со временем.

Первое, что сделали парень с девушкой, усевшись на скамью, это поцеловались. Тоже стало модным целоваться даже на людных улицах, на перекрестках — как же не целоваться в уютном скверике?! Видит вон тот старичок и вон те две пожилые женщины? Подумаешь, дело какое! Они же любят друг друга, им хочется целоваться, а если хочется — зачем терпеть? Не нравится старичку и тем теткам? Пусть отвернутся, а то и вовсе уйдут…

Только теперь Викентий Викентьевич понял, что ошибся в определении пола у парочки: все оказалось наоборот — короткая стрижка была у девушки, длинные же локоны принадлежали парню. (Как-то летом пришлось видеть добра молодца в рубашке с рюшками и кружевами.)