Одолевая дьявола

Я так мечтала узнать правду о своих родителях, но понимание того, что, быть может, лучше было о них никогда и не знать, пришло только сейчас.

В тот момент, когда мои внутренние метания достигли кульминации, карета, замедлив ход, наконец, остановилась. Тревожно замерев на сидении, я не спешила выходить наружу, не зная, чего ожидать от этой полной безумия и неожиданных открытий ночи. Но у моих похитителей были другие планы – открыв нараспашку дверцу кареты, все тот же мужчина, что угрожал мне клинком, жестом повелел выходить. Опасаясь вновь выказывать сопротивление, я неохотно последовала его приказу. Предательски тонкая ткань мгновенно пропиталась ледяными каплями дождя, с радостью обрушившегося на меня, едва я покинула карету. Но вопреки тому холоду, что несли с собой слезы неба, я подставила лицо их дерзким прикосновениям, наслаждаясь тем необузданным ощущением жажды жизни, что пропитывало каждую каплю. Каким бы коротким не было их существование – но даже в те секунды, что длился их недолгий полет до земли, они успевали привнести в этот мир частичку чего-то непостижимого, чего-то простого и одновременно древнего, как сама жизнь. Глубоко вдохнув, я провела ладонью по мокрым щекам, и почувствовала в себе силы, чтобы, наконец, оглядеться.

Это было странное и неуютное место – глухая пустынная поляна в окружении нахохлившихся мрачных елей, словно недовольных, что их покой был потревожен чужим присутствием. Зато разгулявшийся ветер с радостным завыванием проносился сквозь надменно приподнятые ветви, нежась в густой хвое.

В середине этой поляны был разбит небольшой шатер непонятного в темноте цвета, который, как я поняла, и был конечной целью моего «путешествия».

У самого шатра мой похититель подтолкнул меня вперед, указывая, чтобы оставшееся расстояние я преодолела в одиночестве.

Вплотную подойдя к жесткой плотной ткани, помедлив всего мгновение, я отвела ее в сторону и сквозь образовавшееся отверстие смело шагнула внутрь.

Несколько мужчин, до моего появления ведущие оживленную беседу, одновременно умолкли и уставились на меня с разными выражениями на уставших лицах. Трое из присутствующих не скрывали своего облегчения при виде моей фигуры, замершей у входа, но странным образом, я ощутила, что все они безмолвно ожидают реакции высокого, уже не молодого мужчины, застывшего с задумчивым выражением на надменном лице.

Облаченный в неприметного цвета одежду, явно вышедшую из-под иглы мастера, он повернулся, жестом приказывая остальным нас покинуть, и бесстрастно произнес, оглядывая меня с ног до головы:

– Здравствуй, дочь! – в пустых глазах когда-то яркого, а теперь уже выцветшего от времени, цвета летнего неба не отразилось ровным счетом ничего.

Я замерла на месте, не зная как себя вести. Судя по холодному приему, мужчина явно не ждал от меня проявлений дочерней любви, но странного рода любопытство, все же проглядывающее сквозь маску равнодушия на его лице, не позволило мне промолчать:

– Здравствуйте… отец.

Многие годы я мечтала, как произнесу эти слова, мечтала, как глаза человека, подарившего мне жизнь, озарит радость долгожданной встречи, но никогда, даже в самом страшном сне мне не могло привидеться, что это короткое слово оставит на губах лишь горький привкус разочарования.

Он еще некоторое время внимательно разглядывал меня, и даже показалось, что на секунду выражение его глаз смягчилось, словно при виде меня он вспомнил кого-то, воспоминания о ком смогли растопить ледяную маску безразличия. Могла ли это быть моя мать? Я только открыла рот, чтобы спросить его об этом, но опоздала: искры неизвестного мне чувства, сверкнув, погасли в его глазах, сменившись холодной пустотой, и отец, мгновенно потеряв ко мне интерес, перевел взгляд на мужчину, все это время неслышно стоявшего за моей спиной:

– Она была одна?

– Да, мы обыскали таверну, но никаких следов присутствия женщины не обнаружили.

– Глупцы! Как вы могли ее упустить? Немедленно возвращайтесь обратно и обыщите все вокруг. Привезите мне ее – живой или мертвой!

Я замерла на месте, осознав, что речь, по всей видимости, шла о моей тетушке. Но ледяной холод, незримой нитью прошедший сквозь жестокие слова, заставил меня резко напрячься, не понимая, почему нельзя оставить ее в покое теперь, когда уже заполучил меня. Сколько еще страшных тайн хранит прошлое, о которых я даже не подозреваю? Как бы я не относилась к тете, как бы порой не обижалась на холодность и скрытность, слышать о том, как отец фактически приказывает ее убить, было невыносимо. Но что я могла поделать, имея на руках столь ничтожные знания обо всем, что касалось меня самой и моей семьи?

Тем временем, мой сопровождающий, молчаливо кивнув на холодный приказ, покинул шатер, перед этим учтиво поклонившись, чем несказанно меня озадачил. Наверное, в другой раз я бы непременно поломала голову, обладателем какого титула является мой отец, но сейчас меня волновали более насущные вопросы. Дождавшись, пока мужчина вновь взглянет на меня, я тихо проговорила: