Одураченные случайностью

Говорят, что люди обычно помнят время и место, когда они были увлечены захватившей их идеей. Религиозный поэт и дипломат Пауль Клаудел помнит точное место его обращения (или повторного обращения) к католицизму в Соборе Парижской Богоматери ― около какой колоны. Таким же образом, я помню точное место в магазине «Барнс и Нобл» на пересечении 21-ой улицы и Пятой Авеню, где в 1987 году, вдохновленный Соросом, я прочел пятьдесят страниц Логики научного открытия и cкупил все книги Поппера, которые смог унести. Это была скудно освещенная боковая комната, имевшая отличительный запах плесени. Я живо помню мысли, которые промчались через мою голову, подобно молнии.

Поппер, как оказалось, полностью не соответствовал моему первоначально сложившемуся мнению о «философах»: он был «воплощением отсутствия чепухи». К тому времени я уже пару лет работал опционным трейдером, и меня не привлекали приглашения пообщаться со стороны академических исследователей финансов, в особенности по тому, что мой доход был результатом неудач их моделей. Я уже имел опыт общения с финансовыми академиками, в силу причастности к производным инструментам, и получил проблемы, пытаясь донести до них некоторые отправные положения о финансовых рынках, но они слишком верили в свои модели. В моей голове мелькала мысль, что эти исследователи упускают какой-то пункт, но я не мог понять что. Предметом моего раздражения было не то, что они знали, раздражало ― как они знали это.

Ответ Поппера

Поппер придумал главный ответ на проблему индукции (по мне, он придумал один из ответов). Никакой другой человек не повлиял на способ, которым ученые делают науку, больше, чем сэр Карл. Даже несмотря на то что многие из его коллег, профессиональных философов, находят его весьма наивным (я считаю это достоинством). Идея Поппера заключается в том, что наука не должна приниматься так серьезно, как она звучит (Поппер при встрече с Эйнштейном не принимал его за полубога). Есть только два типа теорий.

1. Теории, о которых известно, что они являются неверными, поскольку были проверены и, соответственно, отвергнуты (он называет их фальсифицированными).

2. Теории, о которых еще неизвестно, что они неправильны, еще не фальсифицированные , но они подвергнуты проверке на предмет доказательства их неправильности.

Почему теория всегда неправа? Именно по тому, что мы никогда не будем знать, все ли лебеди белые (Поппер заимствовал идею Канта относительно недостатков наших механизмов восприятия). Механизм испытания может быть некорректен.

Однако утверждение, что черный лебедь есть, сделать можно. Теория не может быть верифицирована. Можно снова перефразировать Йоги Берру, тренера по бейсболу: прошлые данные имеют много хорошего в себе, но плохо то, что это ― плохая сторона. Теория может быть принята только временно. А та, которая не вписывается в эти две категории, не является теорией. Теория, которая не предоставляет набор условий, при которых она считалась бы неправильной, должна быть названа шарлатанством ― иначе их было бы невозможно отклонить. Почему? Астролог всегда может найти причину приспособиться к прошлому событию, говоря, что Марс был, вероятно, на линии, но не слишком долго (аналогичным образом, лично для меня, трейдер, который не имеет условия, которое заставило бы его передумать, ― не трейдер). В самом деле, отличие ньютоновской физики, которая была сфальсифицирована теорией относительности Эйнштейна и астрологией, заключается в следующей иронии. Ньютоновская физика научна, потому что позволяет нам фальсифицировать ее, поскольку мы знаем, что она неправильна, в то время как астрология ненаучна, ― она не предлагает условия, при которых мы могли бы отвергнуть ее. Астрология не может быть опровергнута из-за вспомогательных гипотез, которые окружают ее. Этот пункт находится в основе разграничения между наукой и ерундой, что называется «проблемой разграничения».