Одураченный Фортуной

Третьего числа в городе был слышен отдаленный орудийный гул, который продолжался весь день, свидетельствуя о том, что голландский и английский флоты вступили в сражение, причем в тревожной близости от побережья. Как вам известно, битва произошла где-то у берегов Харуича note 67 и закончилась разгромом голландцев, поспешно отплывших назад к Текселю. Разумеется, и англичане, и голландцы заявляли о своей полной победе и устраивали фейерверки.

Наша история, однако, не имеет отношения к происходившему в Голландии. В Лондоне, начиная с 8 июня, когда пришли первые известия о поражении голландцев и уничтожении половины их кораблей, и до 20-го числа того же месяца, когда состоялись благодарственные молебны по случаю великой победы, происходили постоянные празднества, увенчанные грандиозным торжеством в Уайт-холле 16 июня по поводу возвращения с моря победоносного герцога Йоркского, как сообщает мистер Пепис, потолстевшего, окрепшего и загоревшего на солнце.

К счастью или нет, праздничное возбуждение отвлекло людей от происходящего среди них – закрыло их глаза на медленно, но неуклонно распространявшуюся чуму. Победить этого врага было куда труднее, чем голландцев.

После 20-го числа лондонцы начали осознавать грозящую им опасность. Возможно, причиной страха послужил быстро опустевший Уайт-холл. Двор удалился в Солсбери в поисках более здорового воздуха. 21 и 22 июня в сторону Черинг-Кросса тянулся нескончаемый поток карет и, фургонов, нагруженных людьми, бежавшими в деревню из зараженного города.

Бегство испугало лондонцев, ощутивших себя в положении моряков, которых бросили на тонущем корабле. Паника усилилась вследствие распоряжений лорд-мэра и мер, принимаемых для отражения эпидемии. Сэр Джон Лоренс строго приказал закрывать и изолировать дома, куда проникла болезнь, что окончательно рассеяло иллюзию безопасности для находившихся внутри стен города.

Последовало всеобщее бегство. В Лондоне еще никогда не было такого спроса на лошадей, и никогда за их наем не требовали таких цен. Ежедневно в Ладгейте, Олдгейте, на Лондонском мосту и в других местах выезда из города собирались толпы всадников и пешеходов, вереницы карет и повозок, видимых ранее в Черинг-Кроссе. Деловую жизнь Лондона парализовало уменьшение населения. Говорили, что в пригородах люди мрут, как мухи при наступлении зимы.

Проповедники конца света умножились – их уже не осыпали насмешками и тухлыми яйцами, а слушали в благоговейном ужасе. Испуг обуял даже лондонских подмастерьев, которые не приставали к безумцу, бегавшему обнаженным по улицам с горящим факелом над головой и кричавшему, что Господь огнем очистит город от его грехов.

Однако полковник Холлс был слишком поглощен собственными делами, чтобы поддаваться всеобщей панике. Услышав об исходе из Уайт-холла, он решил действовать, так как опасался, что герцог Бэкингем, на ком основывалась его последняя надежда, удалится вместе с остальными. Поэтому полковник напомнил о себе в письме его светлости. Два дня он тщетно ждал ответа, после чего новый удар поверг его в полное отчаяние.

Однажды вечером Холлс вернулся после похода в город, во время которого он наконец продал драгоценность, уже сослужившую ему службу, по его мнению, предназначенную ей судьбой, так что извлечь из нее пользу можно было, лишь обратив ее в Деньги.

Последние достались ему в весьма небольшом количестве, ибо, как объяснил покупатель, в такие времена люди думают не о побрякушках. Когда полковник вошел в гостиницу, Бэнкс, хозяин «Арфы», отвел его в угол, где они были вне пределов видимости и слышимости собравшихся в общей комнате.

– Двое людей искали вас, сэр.

Холлс встрепенулся, сразу же подумав о герцоге Бэкингеме. Но хозяин печально покачал головой. Постоялец, очевидно, вызывал симпатию у этого толстого добродушного человека. Бэнкс понизил голос, хотя в этом едва ли была нужда.

– Это были сыщики с Боу-Стрит, – сказал он. – Они не назвались, но я узнал их. Они задали множество вопросов. Давно ли вы живете здесь, откуда пришли, чем занимаетесь. А уходя, велели ничего вам не говорить. Но…

Хозяин пожал широкими плечами и презрительно скривил губы. Не сводя темных глаз с полковника, он заметил, как тот внезапно помрачнел. Холлсу незачем было раздумывать о деле, приведшем сюда служителей правосудия. Его отношения с Такером и Ратбоуном были открыты, очевидно, на процессе первого, недавно приговоренного к повешению и четвертованию. Полковник не сомневался, что попади он в руки закона, то будет осужден, несмотря на невиновность.

– Я подумал, сэр, – продолжал хозяин, – что лучше предупредить вас. Если вы нарушили закон, то вам не стоит оставаться здесь ц ждать, пока за вами придут. Я не хочу видеть вас попавшим в скверную историю.

– Мистер Бэнкс, – ответил Холлс, взяв себя в руки, – вы хороший друг, и я благодарю вас. Уверяю вас, что я ни в чем не виновен. Но обстоятельства могут говорить против меня. Несчастный мистер Такер был моим старым другом…

Хозяин прервал его вздохом.