Офелия и янтарные хроники

Вневременны́е, однако, на вид ничуть не отличались от обычных людей. Многие были одеты в джинсы, но некоторые щеголяли в деловых костюмах или симпатичных платьях. Большинству на вид можно было дать лет тридцать. Но к тому времени я уже догадалась, что внешность Вневременны́х не отражает их настоящий возраст. Я заметила, что поразительно красивая женщина прикрепила кукурузно-жёлтый вымпел к парапету своей ложи. У красавицы были тёмные волосы, и я вдруг подумала… Конечно! Грета должна быть где-то здесь, я чуть не забыла о ней из-за волнений. Где-то в этом зале была моя сестра!

Краем глаза я заметила, что тётя Бланш тоже вытащила из сумочки вымпел и повесила его на наш стол. Тёмно-синий, помятый лоскут ткани.

– Существует четыре Янтарные линии, то есть четыре большие семьи Вневременны́х, – объяснил дядя Жак, хотя я ни о чём его не спросила – для разнообразия. – Мы, Пендулетты, принадлежим к Январским, наш цвет – тёмно-синий.

– Понятно, – пробормотала я. Я всё ещё искала взглядом сестру, но вдруг среди кукурузно-жёлтых и бордовых вымпелов мне бросилось в глаза и множество тёмно-синих кусков ткани. – Значит, все эти люди – мои родственники? Даже он? – Я указала на недовольного коротышку, которого мы встретили в фойе. Теперь он сидел в особенно роскошной ложе, задрапированной синей тканью.

– О да, – сказала тётя Бланш. – Это один из самых известных твоих предков. Он правил Францией, но, к сожалению, власть в конце концов вскружила ему голову, и когда около двухсот лет назад его сослали на далёкий остров, он предпочёл приехать сюда.

У меня не было времени как-то отреагировать на уверения тёти Бланш, что совсем рядом восседает настоящий Наполеон Бонапарт, потому что в этот момент я наконец-то нашла Грету, и одного этого было достаточно, чтобы у меня внутри всё перевернулось.

Я вскочила, не раздумывая, и уже сделала несколько шагов в её сторону, когда дядя Жак догнал меня и осторожно придержал за локоть.

– Не сейчас. Это было бы очень неуместно. Подожди до ужина, ладно? – пробормотал он, потянув меня обратно к нашему столику.

– Но, – заикнулась я, – почему она там, наверху?

Сразу над двойной дверью, через которую мы вошли, располагалась самая большая и красивая из театральных лож, точно в центре, её золотые украшения были самыми вычурными, а над троном, стоявшим в этой ложе, простирался расшитый звёздами балдахин. Слева и справа от него стояли по два резных кресла. И с одного из них Грета смотрела на нас, простых гостей, очаровательно улыбаясь. Я не могла оторвать глаз от сестры, которая выглядела в тёмно-зелёном шерстяном платье и с заплетённой косичкой как обычно и в то же время казалась незнакомкой. Заметит ли она меня в толпе?

Нет, эти размышления не удержали меня в кресле. Я снова встала, помахала рукой, но она мне не ответила.

– Грета! – звонко крикнула я в притихшем зале.

– Тсс, – зашипела тётя Бланш, но я на неё даже не взглянула.

И мне было безразлично, что мальчик с тёмными волосами и очками, как у ботаника, занимает место рядом с моей сестрой, а по другую сторону от трона усаживается Леандр. Меня не волновали и слова Пиппы, которая шепнула, что девушка с азиатской внешностью, нацелившаяся на четвёртый стул, – это некая Сибилла Чо. Дядя Жак тоже шёпотом предположил, что трон сегодня, скорее всего, снова останется пустым, потому что Повелитель времени слишком занят, чтобы поужинать с нами, но меня не сбило и это.

Я смотрела только на Грету и думала только о ней.

В последний раз мы с сестрой виделись на Рождество, дома в Берлине. Она привезла французские булочки из Парижа, мы сидели под ёлкой и помогали Ларсу строить новый рыцарский замок. Всё это словно происходило в другом мире. Тогда я не подозревала ни о пыли, ни о Вневременны́х, но Грета, должно быть, уже знала правду. Вероятно, она приплыла к нам прямо из этого дворца на лодке накануне Рождества. А я ни о чём не догадывалась! Где-то в глубине живота всё будто завязалось в тошнотворный узел.

– Грета, – негромко позвала я ещё раз, и тут, наконец, она повернула голову и кивнула мне. Бросила в мою сторону всего один мимолётный взгляд и сразу отвернулась, оглядывая зал. Увидев меня здесь, сестра не очень-то и удивилась. И не обрадовалась. Выражение её лица оставалось непостижимым, как у Моны Лизы. Я тихо охнула. Ноги у меня подкосились, и я опустилась на стул.

Пиппа втиснула мне в руку стакан с водой.

– Выпей глоточек, – прошептала она. – Вот идёт президент Пан, скоро откроется буфет.