Офелия и Немой

Время от времени, сквозь обрывки здравого смысла, в Любви узнавались волнующие места и тогда, на горизонте появлялась очередная Мальвина, у которой на первый взгляд, было то, что ему нужно.

Вот только и это было тщетным, потому что разговаривали они все, в заведомом обыкновении, на косноязычном диалекте своих недоразвитых чувств.

Каждая из них, пытаясь произвести впечатление, за уши притягивала важные для него слова — в бытовой, мистический либо горячий и обольстительный смысловой ряд, но те совсем не держались кучи и выглядели сырыми и обветшалыми, и потому — бессмысленными. Суть их слов — травила тюльку, воняя канцелярскими штампами.

Не понимая, что же происходит, Мальвины со всем пристрастием, рылись в своих базовых настройках, тыкая проводками куда не попадя, царапая микросхемы; бесконечно анализировали исходный буквенный материал и никто из них не догадывался, что всё дело было в специальной склейке. Она находилась в изобилии повсюду, но почему-то, ее мало кто видел и потому совсем не пользовался ею.

Вот за этой склейкой, сам того не зная, и приходил Немой к Офелии. Этот клейстер был виден ему только тогда, когда она начинала произносить слова, склеивая их в предложения.

По своей консистенции, он был похож, то на выдирающую пломбы из зубов, ириску «Кис-Кис», то на смолу фруктовых деревьев, то тянул сладость из гудрона, то напоминал рахат-лукум. Ему подходило решительно всё.

Сегодня, он был очень голоден и ему было абсолютно всё равно, о чем она расскажет. Важно было раздробить фразы и предложения на куски и сгрызть эту клейкую массу.

Вытирая подолом юбки свои ноги, Офелия кокетливым взглядом пригласила Немого присесть рядом. Когда тот удобно уселся, она предварительно упав в детство, подняла юбку и задрав ногу повыше, принялась грызть на ней ногти.

На этот раз, она рассказывала ему о том, как дух покойного Майкла Джексона, натирал свою берцовую кость на вселенскую терку и тем самым, делал замес для новой колонны на мировом музыкальном олимпе.

Немой, пропуская мимо ушей смысл сказанного, жадно скоблил каждое ее слово до тех пор, пока не переел, после чего разнежился, разомлел и громко пустил сытую отрыжку.

— Чем больше разговариваешь, тем меньше смысла в тебе я вижу, — апатично телепатировал он ей скорой телеграммой. Офелия внемую улыбнулась.

Мысли ушли из ее головы, лицо похудело и упало в таз с водой. Немой не придумал ничего получше, как наступить на него своей ступней.

В знак необиды к нему, пересилив жадность, Офелия протянула свою ногу к его рту и дала сгрызть ему любимый ноготь на большом пальце.

После, они сидели в исповедальном безмолвии и пылко признавались в безразличии друг к другу.

Их беседа длилась не более получаса, но он был украден у многомиллионной любопытствующей публики и потому длился, почти что вечность.

В этот раз, коллективно-прожитого было слишком много, старинные часы не смогли удерживать свой привычный отстукивающий темп и треснули.

Как только в них появилась брешь, тут же — через анкерный спуск, по ажурным колесикам, избегая циферблата, перепрыгивая со стрелок на маятник — сбегали танцоры-секунды, а вместе с ними истекло и всё время.

–

Двое сидели рядом, не касаясь друг друга — каждый молчаливо прорастал в свою вертикаль — веки и рты их были намертво склеены сном. Им, наконец-то, удалось сторговаться с жизнью и та отпустила их навсегда.

Демонстративно зашуршала пластинка и подчеркивая свой безупречный вкус, голосом юрЫ шатУнова, в торжественном предзнаменовании долгой и счастливой смерти новопредставившихся, хищно прошипела: — Медленно уходит осень, так пусть будет ночь и кружит, к земле торопясь прильнуть.

Исполнив свою миссию, винил зачадил сизым дымом в глаза зевакам и скоропостижно утилизировался.

Под скупые жесты крестных знамений архимадритов и тихие гимны менестрелей, момент был каллиграфично затрафаречен в хрониках сансары. Все прожитое сбылось. В знак глубокого уважения друг к другу, все чихать хотели.

И только старенький киносъемочный аппарат, молчаливый свидетель этой истории, в спешке заметая следы — жадно глотал пленку со следами происшедшего, спасая призраки Немого и Офелии, как главных героев бродячего сюжета о Главном.